Недосказанный анекдот
Думаю, все дело в нашем желании обязательно увидеть необычное в обычном. Хотя, наверное, не только в нем. А началось все так: на входе в зрительный зал я не успел рассказать билетерше один старый анекдот. Из своей молодости. Там про то, как генсек Леонид Брежнев, стоя у зеркала, внимательно рассматривал себя: «Да, я уже стар. Я очень стар. Я слишком стар. Я Ринго Старр! Я суперстар!!!».
Весь цимус анекдота – в последнем предложении, а тут как раз подкатила внушительная такая компашка молодежи, билетерша была вынуждена сосредоточиться на молодых людях, и я не успел договорить все до конца.
Возрастная тема анекдота возникла сама собой после того, как я услышал в свой адрес вполне цивилизованный возглас: «О, пресса!». Пришлось вскользь, на шутливой ноте, пояснить (ради поддержания разговора и общего фестивально-торжественного настроения), что журналисты зачастую сами являются любителями описываемых ими же событий и также, как и все остальные люди, бывают и молодые, и старые. Что же касается анекдота, то постараюсь рассказать его билетерше в следующий раз.
И фонарик на гибкой стойке
Но самым неожиданным шагом в этой забавной истории было (может быть, тоже шутливое) предложение усесться на пустовавшее кресло за звукорежиссерским пультом. За что добрым людям отдельное спасибо. Я на него и уселся.
А тут еще справа от себя замечаю нашу театральную звезду (хорошо мне знакомую) Галину Лобанок, дай ей Бог здоровья! Мы шепотом перекинулись с ней любезностями, и свет погас.
Не буду глубоко вдаваться в детективные хитросплетения сюжета постановки, ибо в таком случае не смогу донести до вас те благостные ощущения, которые испытал за время просмотра.
Поначалу вместе со всеми зрителями я медленно погружаюсь в атмосферу номера парижского отеля, где происходит действие. Звучит трогательная музыка, госпожа Бернардайн (героиня замечательной актрисы Елены Борзовой, кстати, снявшейся почти в пятидесяти кинофильмах, лауреата Государственной премии СССР 1984 года) повествует залу о своей многоступенчатой любви и театральной жизни, закончившейся убийством почти 50-летней давности. При этом речь ее приятно радует слух речевыми обертонами и завораживающим тембром. Гипноз чистой воды.
Но параллельно со всем этим я постепенно начинаю понимать, что видимые актрисой со сцены лица зрителей выглядят погруженными во мрак примерно одинаковой плотности. И только одно лицо (вы догадываетесь, какое) почему-то подсвечено каким-то приборчиком. Мне ведь нужно было сразу же, как только потушили свет, наклонить стойку фонарика чуть пониже. Я, правда, поначалу пытался это проделать, но у меня ничего не получилось. А потом, увлеченный зрелищем, я просто забыл об этом. Очухался уже где-то ближе к середине спектакля и загнул-таки стойку вниз.
Ох, уж эти журналисты!
Любопытно, что вся эта нестандартная ситуация с журналистским оттенком в чем-то перекликается с сюжетом пьесы, где парижские корреспонденты, случайно исказив фамилию в некрологе, запутывают детективную театральную историю Мадам Ларибуазьер Бернардайн (она же Кира Иванова, она же Энди Уилсон…) до крайности.
Уж не знаю, насколько мой долгое время находившийся в эпицентре зрительского пейзажа подсвеченный «фейс» вдохновлял актрису. Но, судя по всему, общей картины ваш покорный слуга не испортил. Спектакль закончился всеобщим восторгом и восхитительным – «браво!».
«Мартконтакт-2025» продолжается!
