С подачи «Черной волшебницы»
Тему сегодняшней публикации мне навязала ворона. Самая обыкновенная, спозаранку безуспешно пытавшаяся сесть на жестяной наклонный подоконник со стороны улицы.
Разбудила… И почему-то сразу вспомнилось о том, что наш известный артист Александр Пьянзин (умер 18 мая 2018 года, царствие ему небесное!) в свое время очень хотел сыграть роль именно этой пернатой героини в так и не поставленном спектакле, извините, по моей пьесе «Черная волшебница».
А тут еще один интересный артефакт вдруг всплыл из небытия. Я уж думал, что его вообще не существует. С этим артефактом вы ознакомитесь в самом конце повествования.
Опять же, напомню: в этом году исполняется ровно 10 лет, как Пьянзин уехал из Могилева. Так что, думаю, к месту будут и фрагменты моей последней беседы с Александром в 2014 году, буквально перед самым его отъездом в Челябинск.
«Как-то на досуге…»
– Александр! Может, напомнишь нашим более молодым читателям: каким вообще ветром тебя в Могилев занесло?
– С 1977-го по 1981-й год учился в Челябинском театральном училище, как тогда называли – у мастера Перепелкина, Игоря Кузьмича, замечательного педагога, режиссера. После окончания училища он взял меня в Челябинский театр, и я проработал в нем непродолжительное время. В 1982 году Перепелкин переехал режиссером в Жданов, ныне Мариуполь, я – за ним. А в 1986 году, опять же – вместе с Игорем Кузьмичом, оказался в Могилевском облдрамтеатре. Вот с тех пор я здесь.
– Знаешь, для каждого из могилевских любителей театра Александр Пьянзин живет в любимой для них роли. А как бы ты сам, без посторонней помощи, расставил акценты в своей творческой биографии?
– Как-то на досуге, вспоминая свои роли, отметил целый ряд особенностей, совпадений. И в спектаклях, и в режиссерах, и в датах. Первая наиболее значимая веха – это, безусловно, «Плаха» Чингиза Айтматова. Я играл Иисуса и Авдия. И мне в то время было как раз таки тридцать три года.
– Вспоминаю, там происходили какие-то экстремальные события.
– А, ну это тогда я раза три падал с трехметровой высоты. В финале спектакля меня поднимают на кресте, закрывается занавес… И тут отщепляется крепежный карабин... Но зритель ничего этого не видел, на поклон я выйти успевал.
– Работникам сцены досталось?
– Только не от меня. Несмотря на свою вспыльчивость, слова в их адрес не сказал.
– Продолжаем наш экскурс в прошлое...
– Да. Следующий значимый рубеж – спектакль «Семь женщин на шее». И этот, и «Плаху» поставил Андрей Гузий. Парадокс в том, что по пьесе там должно было быть шесть женщин, но к тому времени, когда обратили внимание на эту деталь, уже были отпечатаны афиши. Приходилось выкручиваться…
Далее – «Трамвай Желание». Играя Стэнли, я, как говорят, купался в роли. Поставил спектакль Володя Щербань. Потом опять вернулся Гузий, и нас опять судьба свела вместе. Это был мой любимый режиссер, видать, я у него был таким же. Спектакль «Если бы я знала, что ты придешь, я бы испекла пирог» с успехом шел лет пятнадцать, если не больше.
– Что послужило причиной отказаться от него? Пироги ведь штука вкусная…
– Гузий его ставил прямо-таки мне на сорокалетие, но по сюжету мы с Еленой Дудич (супруга Пьянзина, с которой он позже расстался – ред.) там молодые. Через пятнадцать лет играть молодых нам было проблематично. Спектакль «Свободная пара», где я играл инженера Мамбрэтти, пришелся на сорокапятилетие. Кстати, он идет в нашем театре по сей день. «Чествование», опять же в постановке Гузия, пришлось на пятидесятилетний юбилей. Потом Андрей уехал в Минск, и наше содружество, к сожалению, прервалось.
– Но потом, помню, были и другие запоминающиеся роли.
– Да, в спектаклях Валентины Ереньковой «Пижама для шестерых» и «Сильвия». Кстати, после «Сильвии» (это кличка собаки – ред.) обычно люди звонят в приюты и забирают к себе домой животных. Такой вот действенный эффект постановки.
– Александр, все свои основные роли ты сыграл в дуэте с Еленой Дудич. Можешь ответить на коварный вопрос: женщины в твоей жизни — это что?
– Это все! Кроме шуток. Ведь нельзя хорошо сыграть роль, не проникнувшись тем чувством, которое необходимо воспроизвести на сцене. Вспоминаю себя в спектакле «Она в отсутствии любви и смерти», я ведь до сих пор люблю Александру Виниченко, с которой мы там играем. Я – старика, она – девушку, которая буквально вдохнула в него жизнь... Но финал у спектакля грустный... У меня все спектакли связаны с женщинами.
(Скажу вам честно – с трудом представлял себе, как можно любить женщину в жизни и одновременно так восхитительно играть с ней любовь на сцене? Играть разную любовь. Это я о Пьянзине и Дудич. Ведь самые яркие и запоминающиеся роли у Александра связаны именно с Еленой. Но они смогли сделать все необходимое и на сцене, и в жизни. Не без взаимных потерь, о которых, кстати, не нам судить).
– Саша, поясни, пожалуйста, а что вы там думаете устроить в театре 20 июня?
– Состоится своеобразная шоу-программа «Время прощаться» в день моего 59летия, в которой примут участие все артисты нашего театра. Признаюсь, когда ребята предложили сделать такую вот прощальную программу, где будут показаны отрывки из разных спектаклей, меня это «болтануло».
(Но обстоятельно рассказать примерный сюжет прощального вечера 20 июня из-за нахлынувших чувств Пьянзин не смог. Следом за ним и у меня ком в горле стал. Слезу пустила даже висевшая на стене нарисованная ворона Прасковья. Пауза была профессиональная, запоминающаяся. Потом Саша вдруг встрепенулся, моментально приободрился и улыбнулся. Артист!).
Очередной привет из прошлого
Теперь про ранее заявленный артефакт. Вернее, про кусочек чудом сохранившегося видеофайла, который, оказывается, затерялся в необозримых глубинах жесткого компьютерного диска, а сейчас вот вырвался на волю.
Я уже писал о том, что незадолго до отъезда в Челябинск Александр Пьянзин участвовал в серии наших уличных, в основном музыкальных перфомансов. В один из июньских вечеров он исполнил незабываемый танец под ныне спиленным деревом Алика Бедулина на Ленинской.
Серега Коноплев тогда начал исполнять «Yesterday», а Саша вдруг выхватил из зрителей элегантную даму и вместе с ней в медленном вращении вроде как взмыл над одной из самых красивых улиц ставшего ему уже родным города. Взмыл в небо...
(Продолжение следует).
