Я знаю, как минимум, троих могилевских «семидесятников», кто даже по истечении более полувека (!) так и не оттаял от жгучего чувства обиды по отношению к некоторым своим бывшим друзьям. Ну, да, человеку в молодости нанесли травму, всякое ведь бывает. Поссорились там когда-то, пластинки не поделили, книжки. Даже деньги.
Но если прошло уже почти полвека? Дубровенка и та за это время трижды поменяла свое русло.
Так нет же, обиженный по сей день носит камень за пазухой, таит в себе чувство отмщения, которое при удобном случае… Я бы так не смог.
«Не затухай, прорвемся!»
Николая трудно было отнести к категории физически сильных людей. Да и по части интеллектуальных способностей он не блистал. Но отличался неуемным честолюбием, амбициозностью, которые в некоторой степени компенсировали его вышеотмеченные недостатки. Обид никому не прощал. Микрорайон Казимировка не знал таких реваншистов. Ему, наверное, было бы лучше родиться где-нибудь на Корсике.
Однажды Колю малость помяли трое мужиков, обвинив в том, что он повредил стоявший у подъезда чужой автомобиль. Особых травм не нанесли, но по почкам настучали. Николай буквально неделю выл от бессильной злобы. Ему тогда было чуть за тридцать. Его главному обидчику, кстати, соседу, – под пятьдесят. Правда, это был еще крепкий, спортивного вида дядька, который мог не только за себя постоять, но и на долгую дорогу вперед «нагрузить гостинцев».
Николай поклялся тому отомстить. И решил ждать. Терпеливо, стиснув зубы, до тех пор, пока силы не начнут покидать соседа.
Шли годы. Минуло пять лет, восемь, десять… Крепыш начал сдавать. Николай не без удовлетворения наблюдал, как у соседа редеют волосы на голове, как горбится его фигура, начинает дрожать голос.
Через двенадцать лет Николай понял, что надо действовать, и уже на следующий после этого день стоял у обшарпанной двери квартиры-хрущевки на четвертом этаже. Он знал, что сосед скорее всего дома, ибо тот в последнее время редко выходил на улицу: только в магазин. Наверное, экономил силы для летнего дачного сезона, где после смерти жены ему приходилось работать одному.
Чтобы разговор был более действенным и эффективным, в рукав своей куртки Николай предварительно засунул специально приготовленный (еще лет десять назад) обрезок металлической трубы. Но это только для того, чтобы припугнуть.
Дверь открылась только после пятого продолжительного звонка. Бледное, изможденное лицо хозяина, а также хаотично разбросанная по неубранной квартире одежда и дешевые лекарства говорили о многом.
Их взгляды встретились – и сосед все понял. Все вспомнил. До мельчайших потребностей. Обрезок трубы, уже зажатый в руке Николая, тоже сыграл свою роль. Хозяин квартиры отступил на шаг вглубь прихожей и спешно вытер рукой моментально вспотевший лоб. Его руки мелко-мелко затряслась.
Но в этот самый момент внутри у Николая что-то произошло, где-то перемкнули душевные провода и струны. Он ощутил, что этот беспомощный одинокий человек, уже больной старик, действительно испугался. В таких случаях человек обычно пытается ухватиться даже за соломинку. В данной ситуации соломой не пахло. Воцарилась гнетущая тишина.
Николай, неловко сутулясь, сделал шаг навстречу своему давнему обидчику, приблизился к нему и, глядя куда-то чуть в сторону, в зашторенное окно, пробасил: «Привет, старина. Ты, я вижу, малость приболел…».
Хозяин квартиры, услышав совершенно неожиданные ноты в этом голосе, округлил глаза, его руки, сжимавшие помятую газетную телепрограмму, задрожали сильнее.
«Не затухай, все будет хорошо, как-нибудь прорвемся! – неожиданно даже для себя продолжил Николай и протянул хозяину кусок металлической трубы внушительных размеров. – Вот тебе подарок. По весне будешь дачу обустраивать – пригодится!».
Сквозь плотные шторы окна в квартиру каким-то непостижимым образом все-таки пробились лучи катящегося в закат солнца, в дачном деле тоже являющимся не последним для нас помощником.
«Так что, будь здоров и не кашляй!», – добавил гость и, развернувшись, вышел из квартиры.
Продолжение следует.
