Человек-невидимка прятался у музыкантов от погони
Разумеется, я не мог обойтись без своего друга, замечательного скрипача Володи Родова (в 1980-х годах в Могилевском драмтеатре, где заведующим музыкальной частью был Браиловский, готовили к выпуску музыкальную постановку по мотивам «Человека-невидимки» Герберта Уэллса «Необычайное происшествие в Айпинге» – ред.). А с пианистом нам просто повезло: как раз в это время меня познакомили с прекрасным джазменом Славой Гуревичем, вернувшимся в Могилев после окончания Московского института культуры.
Кстати, впервые в своей практике я, для создания натуральной атмосферы, попросил не настраивать фортепиано, и кроме того, мы впервые полностью отказались от фонограмм. Когда Слава по каким-то причинам не приходил на спектакль, за пианино приходилось садиться мне, хотя в импровизации я серьезно уступал своему новому товарищу.
Наш ансамбль из пяти человек был одет в бытовые костюмы той эпохи, правда, по задумке режиссера, не очень опрятные, однако, специально для пианиста где-то раздобыли новенький английский котелок. Музыканты в действии не участвовали, но, время от времени, по-приятельски общались с действующими лицами, а главный герой – человек-невидимка, которого играл Гриша Белоцерковский, даже прятался у музыкантов от погони.
Новое – хорошо забытое старое
Начиналось действие с появления на сцене заспанного пианиста, что-то наигрывавшего на фортепиано, после чего подтягивались остальные музыканты, затем трактир заполняли жители Айпинга и хором исполняли песню о своем любимом городке. Между прочим, этот же ансамбль записал фонограмму «Волшебника Изумрудного города», и она до сих пор хранится в театральной фонотеке. А вот записать «Человека-невидимку» у нас так и не получилось. Спектакль быстро сняли с репертуара, так как его раскритиковали на худсовете и были сложности с музыкантами, которым приходилось убегать с основной работы. А жаль. Там было много веселой музыки, которая всем нравилась. Позже я восстановил лишь два номера: песня жителей Айпинга превратилась в «Счастливый вальс» для фортепиано в четыре руки, а из куплетов бродяги Марвела вышла разухабистая пьеса для тромбона.
В Могилевском театре «живой» музыкальный коллектив внедрялся в сценическое действие впервые, если не считать, что за три года до этого в спектакле «Любовь, джаз и черт» Валерий Маслюк заставил актеров играть на музыкальных инструментах. Я того спектакля не видел, а сегодня уже не у кого узнать, как это было – иных уж нет, а те далече. Ну, а эксперимент с «живым» ансамблем, к моему разочарованию, тогда не был по достоинству оценен ни зрителями, ни театроведами, ни министерской комиссией. И лишь через 40 лет после той постановки наше начинание получило продолжение - в состав труппы включили инструментальный квартет, который время от времени появляется в спектаклях.
Впрочем, как известно, новое – хорошо забытое старое. Еще в начале XX века на этой исторической сцене выступали знаменитые музыканты и даже ставились оперы. А когда в 30-х годах утверждалось первое штатное расписание Могилевского драмтеатра, в него ввели не только должность завмуза, но и 12 единиц музыкантов, которые располагались в оркестровой яме. Ну, а в годы моего пребывания в театре здесь имелась лишь одна музыкальная единица – завмуз, а оркестровая яма была наглухо заколочена щитами.
Продолжение следует.
