«Я понял, что не случайно еще в юности был загипнотизирован театром». Композитор Владимир Браиловский вспоминает о музыке и не только

1645
Подготовил Евгений БУЛОВА. Фото из архива Владимира БРАИЛОВСКОГО
Единственный в Могилеве член Союза композиторов СССР и Белорусского союза композиторов, выпускник Московской консерватории повествует о прожитых годах. Фрагменты из мемуаров.

Наверстывая упущенное

Могилевский областной драматический театр: от 1970-х годов к 2020-м.
Могилевский областной драматический театр: от 1970-х годов к 2020-м.

Однако вернемся к осени 1984 года, когда я начал работать в Могилеве в областном драмтеатре.

До этого у меня были крайне скудные сведения об этом культурном учреждении, хотя находился театр и до сих пор находится на самом видном месте в центре города. Я знал лишь, что этот памятник архитектуры был построен в конце XIX века, что это был первый театр на территории нынешней Белоруссии, что строили его на средства горожан, причем основную долю внесли местные еврейские купцы, и что в этом театре когда-то выступал Шаляпин. Много разговоров ходило и об его уникальной акустике, как говорили, лучшей в Европе, в чем я смог убедиться при первом же посещении проходившего там концерта. На самом деле, в любом уголке зала был хорошо слышен даже шепот артиста и, в то же время, при самой громкой музыке звуки не гудели и не сливались.

Театрализация любой ситуации на подсознательном уровне живет в каждом творческом человеке. Крайний слева – Владимир Браиловский.
Театрализация любой ситуации на подсознательном уровне живет в каждом творческом человеке. Крайний слева – Владимир Браиловский.

Однако, к моему стыду, ни одного спектакля местной труппы до того, как я начал здесь работать, не посетил, считая, что это будет вряд ли интересно после тех постановок, которые мне удалось посмотреть в годы учебы в Москве. Теперь мне предстояло наверстать упущенное…

Пропадал в театре круглые сутки

Моя должность официально называлась заведующий музыкальной частью, в обиходе – «завмуз». Но, независимо от ее названия, с этого момента начался особый этап моей жизни и я понял, что не случайно еще в юности был загипнотизирован театром, играя на валторне в оркестровой яме – сначала в Кемеровском драмтеатре, затем в Московской оперетте и театре имени Ермоловой. И что не случайной была моя встреча на пятом курсе консерватории с ныне знаменитым режиссером Анатолием Васильевым и наша с ним совместная постановка. Да и комсомольские поездки со студентами школы-студии МХАТ тоже не прошли бесследно.

С приходом в могилевский театр моя жизнь на самом деле изменилась кардинально. Я стал курить. До этого лишь покуривал «за компанию», а здесь моей нормой постепенно стали две пачки в день. В театре курили все и везде: в гримерках, коридорах, кабинетах, туалетах. Единственным местом, где артисты не дымили, была сцена. И не потому, что это было святое место, а из-за боязни получить выговор или штраф, так как главными людьми во всех театрах, как известно, являются пожарники. Тем более что могилевский театр, построенный еще в конце XIX века, был тогда самым огнеопасным зданием в городе, и его уже много лет собирались сносить, но так и не снесли, о чем подробнее расскажу далее. Кстати, после ухода из театра я продолжал покуривать еще лет двадцать, резко отказавшись от сигарет лишь, когда меня стал терзать диабет.

Театр стал первым местом моей работы, где я пропадал буквально круглые сутки. И не по долгу службы, а потому, что жил театром. До моего появления «завмузы» здесь были малозаметны – они либо подбирали музыку по рекомендации режиссеров, либо приносили конкретные записи. Кроме того, в их обязанности входило, если это было необходимо, разучивание с актерами вокальных номеров. Хотя, чаще всего, для этой цели приглашались музыканты со стороны. Между прочим, должность «завмуза» до меня, как правило, занимали совместители, не особенно мозолившие глаза начальству.

Чудо театрального творчества: ну, полетели! Рисунок Евгения Буловы.
Чудо театрального творчества: ну, полетели! Рисунок Евгения Буловы.

Личная причастность к чуду

Вообще-то я был тогда не единственным в Белоруссии «завмузом»-композитором, хотя такое совмещение имело место, главным образом, в Минске, а в областных театрах было редкостью. Принципиальная разница между моими столичными коллегами и мной заключалась в том, что они писали музыку под заказ и получали гонорар, не считая авторских отчислений, я же сочинял тогда музыку для спектаклей, не имея заказов.

Владимир Браиловкий: надо бы что-то такое сочинить... Естественно, музыкальное, но для театральной постановки.
Владимир Браиловкий: надо бы что-то такое сочинить... Естественно, музыкальное, но для театральной постановки.

С моим появлением статус «завмуза» в могилевском драмтеатре существенно возрос, что одну часть коллектива устраивало, а другую раздражало. Я с первых же дней с открытой душой и высокими помыслами стал принимать активное участие в постановочной работе, не подозревая, что нарушаю тем самым устоявшиеся обычаи. Мне было интересно все: читка новой пьесы, обсуждение концепции спектакля, просмотр макета декораций, репетиции, прогоны, не говоря уже о собственно музыкальных вопросах. Со временем меня стали допускать и на закрытые мероприятия-обсуждения новых постановок худсоветом и приемку спектаклей госкомиссией. Не избегал я и таких театральных ритуалов, как закулисные поздравления с премьерой и «обмывка» этих самых премьер. Главным стимулом для меня было ощущение личной причастности к чуду превращения нескольких листов сценария в красочное действо, причем с годами это чувство не ослабевало.

Продолжение следует.