Так оно и вышло…
Еще нынешним летом трудно было не заметить, что с этим величественным деревом в скверике напротив бывшего кафе «Березка» что-то не так. В какой-то момент оно потеряло всю листву и как-то уж очень болезненно законтрастировало на фоне зеленеющих соседей своим впечатляющим стволом и распростертыми в окружающее пространство сухими, словно руки, ветвями.
Когда пару недель назад я инстинктивно сфотографировал в момент облысевшего великана, то даже и не предполагал, что этот портрет вполне может стать для него последним. Так оно и вышло – несколько дней назад дерево спилили. Наверное, учитывая состояние «больного», решение было верное…
Примерно на уровне земли пень вяза (скорее всего такова была его порода) оказался «прошит» металлической оградой какой-то древней могилы, что не удивительно: в прошлом на месте сквера было Соборное кладбище.
Не претендуя ни на что
Особый интерес автора к исчезнувшему с лица земли ветвистому красавцу обусловлено одной совершенно незначительной деталью – это было дерево Коли Клишевича, моего друга молодости. Опять же, напомню: проект присваивать городским деревьям имена своих ушедших товарищей являются всего лишь моей прихотью. Может быть, необычной, но искренней и не претендующей ну совершенно ни на что. Ведь любой из нас может назвать даже городскую клумбу именем свой тещи.
Вот вспомните, к примеру, своего друга, с которым вы когда-то делили радость и грусть, победы и поражения, деньги и даже кусок хлеба. Который помогал тебе в трудные моменты, с которым ты впервые вызвался проводить девчонок до подъезда – на такое дело ведь поначалу в одиночку не ходят. Во всяком случае, раньше не ходили.
А потом друга не стало. Он умер, с кем не бывает… Но однажды, спустя несколько лет, ты неожиданно столкнулся с ним чуть ли не лоб в лоб. Он стоял с хорошо знакомой тебе улыбкой и слегка покачивал… ветвями. Ну, вы же знаете, чудеса иногда случаются – и ушедшие друзья вдруг превращаются в деревья.
Так вот и с деревом Коли Клишевича. Если мне не изменяет память, с этим именем вяз просуществовал десять лет. Жаль, конечно, что все так сложилось. Неподалеку продолжают шелестеть листвой деревья Васи Мака, Гены Гуленкова, Марата Фарберова, Саши Безрученко…
Сын воды
Но даже такой вот, казалось бы, малорадостный факт, связанный с судьбой Колиного дерева, дает мне возможность напомнить о самом Николае, который в брежневские времена жил на Луполово вдвоем с мамой в стареньком малогабаритном бревенчатом, обшитом доской домике. Играл в группе «Оптимисты», во втором ее составе.
Это была необыкновенно тонкая и лиричная натура. Близость Днепра, безусловно, способствовала появлению в его характере таких качеств, которые одинаково свойственны и человеку, и воде: мягкость, трепетность, глубина...
Поступив в середине семидесятых в Минский радиотехнический институт, Коля Клеш вдруг обнаружил в себе неудержимую страсть к философии, литературе, иностранным языкам. Изучая в школе немецкий, он самостоятельно освоил инглиш и умудрился в оригинале прочитать «Сагу о Форсайтах» Голсуорси – несколько томов на языке Шекспира и Леннона.
Се ля ви
К слову, с момента начала моей «игры для взрослых» исчезли деревья Алика Бедулина, Вадима Краснова, Венедикта Бербеги, Николая Ножникова… Какие-то пошли «под снос» из-за строительства необходимых городу объектов, какие-то состарились и стали представлять опасность. Жизнь ведь не стоит на месте. Все течет, все изменяется. Се ля ви.
Продолжение следует.
