Несмотря на то, что дом в настоящее время имеет №42, для многих старожилов Могилева он по-прежнему «Дом 90» – именно под таким номером он заселялся. А строился в конце 30-х. С домом напротив – «Дом летчиков» – он создает ансамбль: своеобразные въездные ворота с проспекта Мира в центр Могилева – на его главную улицу Первомайскую и к его главной площади Ленина.
«Дом 90» возводился для переезжающих в Могилев ответственных работников партии и правительства БССР, потому как в конце 30-х годов прошлого века началась реализация проекта по переносу столицы из Минска в Могилев по причине опасно близкого размещения главного города республики к границе. Дом строился 5-этажным с надстройкой мансардного этажа.
Но, как известно, в 1939 году Западная Беларусь вошла в состав Белорусской ССР, и надобность переносить столицу отпала. Дом №90 достроили в 1940-м.
Лариса Иосифовна с мамой заселилась в него уже в 1944-м году. Им выделили комнату в одной из уцелевших квартир дома на 3 этаже. В это время его ремонтировали пленные немцы – многоэтажка попала под бомбежку во время войны, а на 2-м его этаже фашисты во время оккупации обустроили конюшню.
– Маме предложили должность домоуправа – она руководила процессом восстановления этого и соседних домов, – вспоминает Лариса Иосифовна.
Ее мама Эстер (Фира) Абрамовна Беляцкая – коренная могилевчанка. Ее детство прошло на Луполово – на Чаусской улице, 28. Родилась в 1913 году. Семья была религиозной, в ней воспитывались восемь детей. Мама – портниха на дому, отец – кровельщик. С приходом советской власти подрастающие дети отказывались от религии, вступили в ряды пионеров и комсомольцев, но от репрессий это, например Эстер, не уберегло. После токарного отделения местного ремесленного училища она работала в Рославле в депо. А в 1935-м вернулась в Могилев – по комсомольской путевке ее направили строить аэродром на месте, где сейчас улица Симонова (ныне парк 60-летия Октября больше известный могилевчанам, как парк у Святого озера). В качестве общественной нагрузки стала организатором культмассовой работы и собрала большую библиотеку, которую со временем и возглавила. А спустя год …
Из воспоминаний Эстер Беляцкой:
«…17-18 июня я слышу по радио, как передают, что осудили Уборевича, Тухачевского, Ягоду и других. …Пришла я на работу. Вызвал меня парторг и говорит: «Фирочка, надо пройти по общежитиям, по ленуголкам и снять портреты бывших вождей. Их надо собрать и сжечь. Они враги народа». И я пошла по общежитиям. Пришла в одну большую комнату, сняла портрет Уборевича. А в самом углу висел портрет Ворошилова на коне – листочек из календаря, настолько обгаженный клопами и мухами, что мне стало страшно смотреть на него. Я сказала рабочему, который там был, чтобы он пришел ко мне в библиотеку, и я дам ему красивый и большой портрет Ворошилова, а этот портрет не годится. Я сняла этот листок и бросила его в урну. …Прошел час и ко мне в библиотеку приходит военный. Привели меня в НКВД на Ленинскую. Сняли допрос. Я подписалась, и отпустили домой. Назавтра прихожу на работу – срочное комсомольское собрание: меня исключают из комсомола. Я – враг народа. Я срывала портреты вождей. Комсомольцы сидят как убитые. …Меня посадили. Я сидела 8 с половиной месяцев. И в подвале НКВД сидела, и допросы снимали. Тот рабочий, что донес, был у меня на очной ставке. Суда не было…». (из книги «История могилевского еврейства. Документы и люди». Научно-популярные очерки и жизнеописания. Составители: Александр Литин и Ида Шендерович).
После освобождения Эстер Абрамовна вышла замуж. Молодой семье дали комнату в доме по улице, которая сейчас называется Карла Маркса, рядом с местом, на котором в настоящее время здание судмедэкспертизы. В XIX веке в нем находилась одна из двух могилевских Талмуд-Тор – еврейских школ, предназначенных для сирот и детей бедняков. В 1899 году при школе по улице Карла Маркса было открыто ремесленное училище, где велось обучение слесарно-кузнечным и столярно-токарным ремеслам. Наверное, его и закончила Эстер Абрамовна Беляцкая.
В первые дни Великой Отечественной войны она с дочкой Ларисой успела эвакуироваться в Ульяновскую область, а муж ушел воевать. Вернувшись в Могилев в 1944-м, Эстер Абрамовна узнала, что дом их разрушен.
Из воспоминаний Эстер Беляцкой:
«…От вокзала и до вала не встретила ни одного человека. Не было людей. Села я в Комсомольский сквер. Трое суток провела в сквере со своей 5-летней дочкой. Подошел ко мне знакомый человек – Лацкевич, мы с ним работали на аэродроме. Он привел меня в контору Облстройтреста, где я стала работать инспектором по кадрам. Дали на выбор любую квартиру в полуразрушенном доме 90. Рабочие забили окна фанерой, сложили какую- то печку – так мы стали жить. Девочка моя заболела – заболела страшно. Мне дали такую работу, чтобы я могла работать дома. Соседнюю комнату отремонтировали и сделали там мне кабинет. Я стала работать домоуправом…». (из книги «История могилевского еврейства. Документы и люди». Научно-популярные очерки и жизнеописания. Составители: Александр Литин и Ида Шендерович).
– Помню себя в этом доме, когда уже с нами жили бабушка и тетя с тремя детьми, – вспоминает Лариса Иосифовна. – Дом на Луполово еще до войны они продали и купили дом недалеко от 1-ой поликлиники (район площади Орджоникидзе). В день освобождения Могилева он сгорел.
Возвратившись из эвакуации, они заселились к нам в комнату – спали на полу. В двух соседних комнатах этой квартиры тоже жили люди – по 5-6 человек в каждой. Канализация не работала – туалет был во дворе.
Когда 2 этаж дома пленные немцы отремонтировали, это был, наверное, 1946-ой год, наша семья переселилась в двухкомнатную квартиру №11 этого же дома, но занимали сначала только одну комнату, а в соседней жила еще одна семья, кухня была общей. Квартиры дома были просторными и потолки по 3 метра – строили же для членов правительства. Рассказывали, что были паркетные полы. Но после войны удобств в доме было немного: отапливалось жилье двумя печками, которые топились дровами. Воду в ванной, которая была сидячей, грел дровяной титан. А до его установки вода была только холодной, а мылись по субботам в бане «Селянской». Помню, для ее посещения у отца имелся специальный небольшой чемоданчик, куда мама складывала чистое белье, полотенце, мыло и деньги на пиво.
В квартире была небольшая кладовка – в ней на примусе готовили еду. Там же хранились запасы. В сараях, стоящих во дворе, многие жильцы держали хозяйство – кур и даже свиней. Мы тоже в своем сарае откармливали поросенка – для отца. Он вернулся с войны только в 1946-м. После тяжелого ранения потерял зрение, долго лечился в госпитале, очень исхудал. Его нужно было хорошо кормить, а как? Город – в руинах и в очередях: за хлебом, сахаром, крупой.
То, что отец Ларисы Иосифовны, находясь на фронте с первых дней войны, уцелел, было невероятным счастьем. Оно давало силы жить дальше и тем, кто не дождался с войны родных. Среди них была бабушка Ларисы Иосифовны – Лея Израилевна Беляцкая, у которой из восьми детей остались в живых только трое дочерей.
Уже в квартире №11 в 1947 году у Беляцких-Гроссман родилась дочь, которую назвали Брониславой.
– «Дом 90» – там остались мои детство и юность, – делится она воспоминаниями. – Рядом школа – возле Минского рынка, кинотеатры – очень любили кино, парк Горького – туда бегали на танцы под духовой оркестр. Там же были качели и летний театр. Сначала мы ходили в парк Горького на «подтанцы», то есть танцевали не на самой танцплощадке, а перед забором – экономили 20 копеек.
На первом этаже нашего дома был магазин «Мелодия», где продавались пластинки. Наверное, поэтому у многих его жильцов были проигрыватели – по выходным музыка звучала из каждого второго окна. У нас в квартире всегда продолжали праздновать после демонстрации 1 Мая и День Октябрьской революции – заходили родные, коллеги мамы и папы. Гостям всегда были рады, какие припасы имелись – все на стол. И с соседями жили дружно – делились и хлебом, и солью, и луковицей. Квартиры редко закрывали на ключ, хотя, что там было воровать. Поддерживали друг друга, как могли. Помню, идет кто-то из родителей в сарай за капустой или яблоками, несут кочан и соседям, а они с нами картошкой делятся. Но жили очень скромно: в первые послевоенные годы не у всех были тазики, чтобы в баню сходить. Отец тогда работал на стройке, а мама – кассиром в магазине. Помню, как она покупала 150 граммов колбасы – на всю семью.
Обшивала нас с сестрой бабушка. Первое платье в магазине мне купили, когда исполнилось 12 лет. Играли в куклы, которые тоже шила бабушка – из лоскутов. Она удивительным была человеком – открытым, добрым, отзывчивым. Еще, когда жила на Черниговской улице в Могилеве, закопала в огороде набор серебряных рюмочек для религиозных обрядов. Спустя годы, уже после войны, вспомнила и выкопала свой «клад»: рюмки раздала своим внукам на память о себе и семье.
Сестры вспоминают, как любили гулять во дворе дома – дни напролет пропадали: классики, лапта, казаки-разбойники. Когда холодало, перемешались на лестницу в подъезде, по которой носились, играя в догонялки. Повзрослев, собирались на чердаке. А еще спустя годы дворовой оравой ходили в кино и на танцы – благо все рядом.
В 70-е годы в угловом доме на пересечении улицы Первомайской и проспекта Мира провели капитальный ремонт – достроили этаж, провели газопровод и горячую воду, отопление, убрали печки. На это время выселили всех жильцов. И семью Беляцких-Гроссман тоже – она переселилась в предоставленное жилье на улице Фатина. Но обратно в дом, который уже тогда был под №42, семья не вернулась.
Спустя 20 лет, в 90-е, дом пережил еще одну реконструкцию. В настоящее время он является памятником жилищного зодчества. Квартиры его первого этажа отданы под торговые объекты, часть второго – под офисы.
