Слово сдержали
И все-таки, моя супруга не теряла надежды перейти на постоянное место работы в музучилище. И уже через полгода такая возможность представилась. О ней вспомнили, когда на фортепианном отделении появилась вакансия иллюстратора - вокалиста, которому аккомпанируют учащиеся на уроках по концертмейстерскому мастерству. И Людмила согласилась, при условии, что, помимо иллюстраторства, она будет вести постановку голоса.
Я, между прочим, не поддерживал это ее решение, так как в творческом отношении работа в ДК «Химволокно» была предпочтительней – в музучилище не было класса сольного пения, да и зарплата в ДК была выше. Однако супруга считала, что с ее профессиональным статусом не подобает числиться руководителем какого-то самодеятельного кружка. Впрочем, поработав в училище 10 лет, Людмила очередной раз сменила место основной работы, перейдя преподавателем сольного пения на музыкальную кафедру местного пединститута (сейчас это МГУ имени Аркадия Кулешова), и преподавала там 37 лет, до выхода на заслуженный отдых.
Узнав о том, что моя супруга решила перейти на основную работу в музучилище, Будняцкий был чрезвычайно огорчен и долго отказывался подписывать приказ о ее увольнении. В конце концов, он, скрепя сердце, вынужден был согласиться, получив от нас твердые заверения, что студия будет сохранена. И мы свое слово сдержали.
Опасность упустить что-то важное
О многолетней и весьма насыщенной жизни нашего самодеятельного детища подробнее речь будет ниже, а сейчас остановлюсь на том, как сложилась моя и Людмилы судьба на основной работе – в музыкальном училище.
Честно говоря, я думал, что смогу легко и быстро рассказать о своих четырех годах работы в этом учебном заведении. Но, не тут то было. Оказалось, что на скорую руку описать тот период моей жизни не получится – слишком много тогда в училище было ярких индивидуальностей, слишком запутан был клубок их взаимоотношений и амбиций и слишком велика оказалась опасность упустить что-то важное.
Неожиданно для меня это провинциальное учебное заведение оказалось богатым на творческие традиции, и в нем работало немало талантливых музыкантов. Однако, как ни странно, здесь обстоятельства оказалась для нас с супругой не столь благоприятны, как в ДК «Химволокно», хотя, казалось бы, опыт выпускников ведущего в СССР музыкального вуза можно было использовать здесь в полной мере. Как мне теперь кажется, наша невостребованность во многом объяснялась местечковым отношением ко всему, что не укладывалось в привычные рамки. В каком-то смысле мы оказались чужаками. Причем, процесс вживания в новый коллектив для меня оказался более легким, чем для супруги - отчасти, в силу моей природной коммуникабельности, отчасти, в виду различного стиля взаимоотношений на отделениях, куда нас определили.
А этот стиль в значительной степени определялся, как сейчас говорят, гендерными различиями. Духовое отделение было сугубо мужским, за исключением гобоистки Тамары Ворошень, а дирижерско-хоровое, где трудилась супруга – женским, если не считать работавшего там по совместительству Алексея Бенько, который после отъезда из Могилева Михаила Солдатова занял его директорскую должность в ДМШ №3, где учился наш сын. Теоретическое же отделение, с которым у меня сразу не сложилась взаимная любовь, тоже представляло собой дамский кружок. В мою бытность там был лишь один мужчина – Валериан Иванович Тимонин, опытный и амбициозный преподаватель, существовавший как-то обособленно от основной массы теоретиков.
Объять необъятное
Как и во всех прочих средних музыкальных учебных заведениях Советского Союза, в Могилевском музучилище тогда было пять основных отделений: фортепианное, струнное (смычковое), духовое, народное, дирижерско-хоровое и одно общемузыкальное – теоретическое, педагоги которого вели теорию и историю музыки у учащихся всех специальностей. Помимо этого существовало общеобразовательное отделение, где преподавались языки, литература, история, ну и обязательные в то время физкультура и военное дело. Так что педагогов в училище было не меньше чем учащихся, которые имели уникальную возможность стать широко эрудированными специалистами. И хотя достичь такого идеала было практически невозможно, так как, по словам Козьмы Пруткова «нельзя объять необъятное», из стен Могилевского училища в те времена выходило немало талантливых, хорошо обученных музыкантов, о чем сегодня можно только мечтать - сказывается падение престижа нашей профессии. Впрочем, этот печальный процесс происходит практически во всех музыкальных учебных заведениях бывшего СССР. Ну, а когда в 80-м году я поступил на работу в Могилевское музучилище, музыкальная профессия была еще весьма престижной.
Меня приписали к отделению духовых инструментов, хотя, помимо занятий с двумя валторнистами, я вел исключительно теоретические предметы: сольфеджио и гармонию у духовиков и хоровиков, а также инструментовку и чтение партитур у народников, духовиков и хоровиков. Кроме того у меня была и музыкально-общественная нагрузка: дирижер училищного симфонического оркестра Владимир Романов, который ранее был завучем, попросил меня поиграть в его коллективе, и я с удовольствием согласился тряхнуть стариной, хотя за это мне, как и другим преподавателям, «усиливавшим» оркестр, ничего не платили. Как когда-то в консерватории, я стал посещать репетиции и иногда участвовать в концертах ученического оркестра, чего руководство училища, кажется, даже не заметило.
Репертуар этого ученического коллектива был несложным, хотя и включал серьезную музыку. Например, мы аккомпанировали восходящей тогда звезде Михаилу Плетневу 1-ю часть концерта Чайковского для фортепиано с оркестром. Между прочим, в этом оркестре я впервые в жизни играл партию первой валторны, которая, к счастью, не содержала особых трудностей. Третью и четвертую партии с горем пополам исполняли мои ученики. А вторую - мой коллега по духовому отделению, выпускник Минской консерватории, в дальнейшем проявивший себя талантливым дирижером и композитором, Геннадий Богомолов. Мы с ним даже как-то исполнили на училищном концерте валторновые дуэты Моцарта, что стало для публики большой неожиданностью.
Важная страница педагогической биографии
В целом же, работа в училище было мне интересна и даже полезна. На уроках по инструментовке и чтению партитур я расширял свои представления о духовом и народном оркестрах, до этого мне приходилось работать исключительно с симфоническими составами. Однако, кроме написанных впоследствии нескольких несложных партитур для народного оркестра, опыт училищных занятий по этим предметам мне так и не пригодился.
А вот преподавание валторны стало действительно важной страницей моей педагогической биографии. Обучая своих учеников практически с нуля, я пытался учесть положительный и отрицательный опыт собственного освоения этого капризного инструмента. Оба мои воспитанника успешно сдали выпускные экзамены, однако, в дальнейшем валторна так и не стала их основной профессией. Впрочем, как и у меня…
Валера Карпишин, которому я через своих консерваторских друзей помог поступить в Московский институт культуры, неожиданно проявил административные способности и пристроился где-то в столичном шоу-бизнесе. А Паша Герец, отдав свой гражданский долг в рядах Советской Армии, поработав затем преподавателем Могилевской ДМШ №4, не менее неожиданно уехал в Израиль (он оказался евреем не по маме или папе, а по жене), где сделал успешную карьеру совсем не в музыкальной сфере. Поменяв несколько рабочих профессий, Павел обратил на себя внимание работодателя, который послал его на какие-то международные курсы, после чего мой бывший ученик стал ведущим менеджером компании по производству беспилотников. Вот уж, воистину, неисповедимы пути господни! Оказалось, что я внес вклад в подготовку не только музыкальных кадров для Земли обетованной, но и в развитие израильской оборонной промышленности.
Продолжение следует.
