Будущая поп-звезда, окончив в 1970-м году 8-й класс могилевской школы №10, уехал в Минск, где поступил в Минское хореографическое училище. То есть, со дня своего рождения 4 марта 1954 года по лето 1970 года он жил в Могилеве, и как только начал накручиваться стаж «семидесятника», укатил в столицу.
Правда, с таким же успехом можно сказать, что Боря все-таки успел «зацепить» как минимум пяток месяцев самого первого из семидесятых годов. Более того, в 1970-м Борю Моисеева несколько раз видели на танцах в могилевском медучилище, где в то время играли «Катки». От Серого дома, где жил Моисеев, до училища – две остановки на троллейбусе.
В любом случае могилевчане никогда не забывали прославившего их город земляка. Особый акцент хочется сделать на этих осенних днях, ведь 6 ноября исполняется ровно 40 дней со дня смерти артиста. Если кого-то смущает эта христианская «сорокодневка», то поясняю: после первого инсульта в 2010 году Борис стал считать себя всецело православным. А на похоронах в Москве в траурном зале распорядитель церемонии тактично попросил всех, кто не может присутствовать на обряде православного отпевания, покинуть зал.
«Сразу сделал ставку на танцы»
Об одном из периодов жизни Моисеева нам поведал бывший главный инженер могилевского Ледового дворца Владимир Бельский, одноклассник танцора и певца. Вместе они учились с шестого класса, который Боря (оставленный на второй год) «прошел» дважды.
Прилежанием в учебе Моисеев, по словам Бельского, не отличался: «Сидел он на среднем ряду, кажется, с Зиной Солопаевой, – погружается в свое школьное прошлое Владимир . – Учеба его не очень интересовала. Он сразу сделал ставку на танцы, которые и вывели его в люди. Помню, после окончания восьмого класса мы собрались в школе, сфотографировались и разбежались. Тогда ведь никто даже и не предполагал, как позже сложится судьба каждого из нас».
Показал мне Владимир Бельский и коллективную выпускную фотографию их 8 «А» класса, сделанную в 1970 году. Бориса Моисеева фотограф как раз-таки поставил рядом с ним. На обратной стороне фото – памятная надпись, адресованная Володе. Ее артист сделал уже спустя годы, став знаменитым и выступая в Могилеве в Ледовом дворце.
Особое внимание в этом тексте прошу обратить на взятую в скобки цифру 2. «Ну, ты же помнишь мою любимую оценку, – улыбнулся Моисеев, подписывая фото однокласснику. – Теперь можешь показать эту двойку любому контролеру на входе, и он бесплатно пустит тебя на любой мой концерт, в любом городе».
Такую вот конвертируемую цифирь выписал любивший «шуткануть» Боря своему школьному приятелю.
Я попросил Бельского прокомментировать последнее время муссируемые слухи по поводу «правильной» фамилии Моисеева, мол, от рождения тот был Борей Мойсес, поскольку его мать – польская еврейка – Геня Мойсес.
Владимир Бельский сказал, что за все время учебы никогда ничего подобного не слышал, все школьные и иные документы Бори проходили под фамилией Моисеев.
Кстати, Володя Бельский, выпускник «машинки» 1977 года, был замечен в пятницу 13 октября 2017 года в БРУ на тусовке «семидесятников». Бори Моисеева там, увы, не было. А ведь мог бы и оказаться…
Время в Гуслищах мы провели отлично
Не так давно я разыскал своего старого приятеля Сергея Подобеда, более известного в городе под кличкой Пароход, который рассказал о своей не такой уж продолжительной, но весьма «концентрированной» дружбе с Моисеевым.
«Где-то году в 1967 или 1968, – поведал Сергей, – мы с Борей оказались на даче моих родителей в Гуслищах, это километрах в 20 от Могилева. Я в то время ходил во Дворец культуры Куйбышева в музыкальную студию, где учился играть на баяне. Ну, а Боря танцевал там. Мы давно знали друг друга, общались, но какой-то тесной дружбы не было. Да и учились в разных школах, он в 10-й, я в 17-й.
Потом мои родители летом вдруг на полтора месяца уехали в Грузию. Дача оказалась полностью свободной, а у нас – каникулы.
К тому времени на Борю почему-то ополчился мой одноклассник Сергей Рубис, парень такой габаритный, высоченный, да к тому же занимающийся боксом. На улице он просто не давал Моисееву прохода. Даже не знаю, из-за чего у них такое неприятие друг к другу возникло. А я с Рубисом за одной партой сидел, он ко мне уважительно относился, все-таки я был в классе звеньевым.
Иногда по дороге домой, после занятий в секциях Дворца культуры, Боря просил меня поговорить с Рубисом на эту тему, ну, чтобы тот до него не «доколупывался». И вот, когда мои родители объявили, что уедут из города, я тут же рассказа об этом Борису. Говорю, давай ко мне в Гуслищи мотанем. Боря сразу же согласился. А че там было колебаться, пацанам в 13-14 лет это не свойственно.
Время в Гуслищах мы провели отлично – купались, загорали, ходили в лес за грибами, за ягодами… А еще соседка, по просьбе моих родителей, готовила еду, стирала одежду и все остальное. Такая опека нам даже не очень-то и нравилась».
В 1990-х годах, когда Моисеев, уже будучи звездой, в очередной раз приехал в Могилев на гастроли, Пароход мне позвонил и, зная, что я обязательно буду встречаться с Борисом на предмет интервью, попросил договориться о встрече. Отказать в просьбе старому товарищу я не мог.
Примерно через неделю, когда состоялся концерт, улучшив момент, когда Борис уже отдышался и пришел в себя, я, побеседовав с ним, прямо в гримерке напомнил о Пароходе. Моисеев на несколько секунд задумался, а потом произнес: «А, Серега… Конечно, помню. Как он там?».
Не знаю, будь Пароход где-то рядом, за дверью гримерки, возможно, все сложилось бы по- другому. Но тогда Моисеев, получив от меня ответ, что Пароход готов хоть завтра встретиться с ним в гостинице или еще в каком-либо другом месте города, развел руки в стороны и сказал: «Передай ему, что завтра я буду занят. Как-нибудь в другой раз».
«Нормальный такой простой мужик, абсолютно без звездности»
Еще одним моим собеседником был могилевский художник Денис Мацкевич, которому в 2010 году довелось участвовать в изготовлении памятника матери Бориса Моисеева.
«Боря тогда почему-то приехал именно к нам в мастерскую, – рассказывает Денис. – Не знаю, кто ему подсказал. Мы располагались на пересечении проспекта Мира и улицы Королева, это почти на Юбилейном. Он прямо со «Славянского базара» к нам зарулил. На таком черном «мерседесе».
Вошел и сразу про какого-то Серегу спросил. Нас в мастерской было трое – два художника и текстовик. «Нет, – говорим, – Серегу мы не знаем. Такого у нас нет».
Ну, он особо не вникал, говорит: «Мне нужен памятник для матери». Мы ему показали образцы. Он выбрал самый дорогой, за 700 долларов. Но когда рассчитывался, то ошибся и переплатил «сотку». Я его потом догнал уже почти за воротами и вернул лишнее. Нормальный такой простой мужик, абсолютно без звездности. Мы с ним сразу на «ты», хотя мне тогда было только 34, а ему уже 56. Запомнился полный рот вставных зубов. А еще он фото для памятника где-то в спешке забыл, и пояснил: «Я вам позже с шофером передам».
