Успешно реализовали себя в музыке
Завершая разговор о занятиях в стенах этой знаменитой школы, отмечу, что практически все учащиеся нашего курса поступили в консерваторию, а некоторые в последствие стали выдающимися музыкантами.
Упомяну, например, скрипачей Олега Кагана, о моей дружбе с которым речь будет ниже, и Андрея Корсакова (оба скоропостижно ушли из жизни 30 лет назад), известных сегодня музыкантов - пианиста Марка Зельцера, в детстве занимавшегося в Кемерово у моего отца, а также пианиста и композитора Василия Лобанова и одного из сподвижников современной русской фольклористики Андрея Кабанова. Да и в целом почти все мои соученики успешно реализовали себя в музыке.
Прервалась естественная связь
Перейду теперь к событиям, происходившим тем временем в интернате. Там кипела собственная, ни на что не похожая жизнь, оказавшая на мое формирование не меньшее влияние, чем занятия в школе. Располагалась наша обитель в самом центре Москвы, в десяти минутах ходьбы от школы и в двадцати минутах от консерватории, Красная площадь была видна из наших окон. Рядом был старый Арбат со знаменитым зданием, которое В.Маяковский когда-то разрисовывал «Окнами РОСТА», и рестораном, куда интернатских детей водили на обед, пока у нас не открылась своя столовая. Под интернат с чьей-то легкой руки, был отдан прекрасно сохранившийся старинный трехэтажный особняк, в котором до революции размещался пансионат благородных девиц. Замечу при этом, что сама ЦМШ располагалась в типовом здании средней школы.
Планировка интерната ЦМШ существенно отличалась от той, которая была в кемеровском интернате. На первом этаже располагались административные и хозяйственные помещения, а также вскоре открывшаяся столовая, на верхних - по одной большой спальне: на 2-м этаже для девочек, на 3-м для мальчиков и два десятка небольших комнат-репетиториев, в каждой из которых было пианино. Принципиальным отличием нашего интерната от прочих учреждений подобного типа было то, что в огромных спальнях, в которых размещалось примерно по двадцать кроватей, проживали учащиеся разных возрастов. Сейчас я хорошо представляю, как нелегко было нашим воспитателям справляться с этой массой, зачастую не приспособленных к самостоятельной жизни, съехавшихся из разных городов и республик разновозрастных гениев. Особенно если учесть, что младшие дети, как правило, были избалованы своими родителями, а старшеклассники уже вступили в тот возраст, когда амбиции и максимализм зашкаливают.
Должен сказать, что ЦМШовский интернат и сама школа просуществовали в том виде, в каком я их застал, около 25-ти лет. В 80-х эти здания были признаны аварийными и начались ремонтные работы, продолжавшиеся по славной советской традиции более 20-ти лет. На этот период ЦМШ вместе с интернатом переехали в один из отдаленных районов Москвы (станция метро «Октябрьское поле») и были размещены в здании обычной школы. То, что называлось интернатом, находилось на одном из этажей, и учащиеся не без оснований называли это место «козлятником». Для репетиториев места просто не было.
В результате этих событий произошло непоправимое - прервалась естественная связь ЦМШ с консерваторией, и несколько поколений уникально одаренных детей обучались в условиях рядовой музыкальной школы. Само собой разумеется, что из когда-то элитарного учебного заведения постепенно стали уходить выдающиеся консерваторские педагоги.
Ситуация усугублялась еще и тем, что в 90-е годы сама Москва начала терять статус мировой музыкальной столицы, в том числе, по причине массового отъезда выдающихся отечественных музыкантов в другие страны. Среди них оказалось немало и выпускников ЦМШ. Этот грустный процесс я наблюдал издалека, работая в Киргизии и, затем, в Белоруссии, лишь время от времени заезжая в Москву по каким-то делам. Временное помещение родной школы я посетил лишь однажды, и не только не испытал ностальгических чувств, но и откровенно расстроился – это был совсем не тот удивительный мир, который сохранился в моей памяти на всю жизнь.
Продолжение следует.
