В установке подобных мемориалов Ева Ивановна сама не раз участвовала: 15 лет она работала заместителем начальника Администрации зон отчуждения и отселения по Могилевской области Комчернобыля.
О том, с чем сталкивалась в своей работе и о том, как люди воспринимали эту трагедию, Ева Лосева рассказала magilev.by.
О 100 граммах водки, которые должны были защитить от радиации
– В 1986 году я была работником райкома партии в Чериковском районе. Последние дни апреля того года, в том числе 26 число, запомнились мне подготовкой к проведению первомайских праздников. И если бы ни отголоски тревожной информации, то это время вообще бы не выделялось из обычных будней. Но даже мы, работники властных структур, на слухи не обратили ровным счетом никакого внимания. Поэтому праздник весны и труда я с друзьями целый день провела на озере: купалась, загорала, играла в волейбол. Знала бы я тогда, что в эти дни даже форточку нельзя было открывать!
Такая неосведомленность была свойственна не только районным центрам – в Минске, куда я вскоре приехала на учебу, плохо представляли размер катастрофы. «Пейте по 100 граммов водки и мойте руки с ушами!» – такие советы давали преподаватели института студентам, которые пытались хоть что-то разузнать о случившемся взрыве на Украине. Исключением, пожалуй, были ребята из Гомельской области – у некоторых из них семьи практически сразу после аварии вывезли в неизвестном направлении. Как позже выяснилось, отправили в санатории и дома отдыха. Но шума никто не поднимал – и как я понимаю теперь, это одна из главных ошибок руководящего состава тех лет. Ведь сколько бед можно было избежать, если бы своевременно принять даже самые примитивные меры, начиная от употребления витаминов и до ограничения уличных прогулок.
О том, кто был главным дозиметристом в деревнях
– Не глядя на всеобщее «оцепенение», работа на местах стала проводиться уже в первые месяцы после случившегося. Так, в Чериковском районе были организованы информационные встречи с людьми, выезды в населенные пункты, замеры радиоактивных веществ в молочных и мясных продуктах.
Конечно, размеров катастрофы так никто и не представлял: мне, как одному из членов информгруппы, доводилась какая-то информация – я же ее старалась воспроизвести на свой лад перед сельчанами. Со мной ездили санитары, ветеринары, ученые и чиновники со всего СССР. Помню, приехали в одну деревеньку, зашли к старенькой бабке и стали измерять приборами уровень радионуклидов в молоке. А старушка так хитро прищурилась и говорит: «Вы, детки, зря время тратите. Я все равно вас слушать не буду, у меня своя проверка радиации: если кошка молоко вылакает – значит, оно хорошее, а если откажется – так и я пить не буду!» Вот такие дозиметристы были в глубинке.
О «полосатой» радиации
– На моей памяти настоящая волна народного возмущения прокатилась по Могилевской области только через пару лет. Люди начали осознавать глубину значения взрыва в Чернобыле. В Могилеве прошло собрание актива, где бурно и без утайки обсуждался объем катастрофы для области. Совещания и на районах проводились очень остро, принимались жесткие волевые решения.
Что говорить, если в деревне Чудяны Чериковского района была зафиксирована плотность цезия около 1000 кюри. Дозиметр там трещал, его просто зашкаливало! Население некоторых деревень получало дозы облучения в разы больше тех, что получают солдаты, охраняющие ядерные полигоны. Сложно поверить, но радиация была неоднородной, как полосатая зебра. Например, с левой стороны населенного пункта – радиоактивность максимальная, с правой – прибор показывает в разы меньшие цифры. По этому принципу частично отселялась деревня Монастырек Чериковского района. Дезактивация шла полным ходом: абсорбентами мыли крыши, «зашивали» колодцы, снимали грунты, вывозили землю на пункт захоронения.
Кроме местных жителей, ликвидацией опасных отходов занимались взводы военных. Людей отселяли из загрязненных населенных пунктов. Самым сложным было уговорить прожившего всю жизнь на этом месте человека съехать, оставить свой дом, могилы предков. С этим я вплотную начала сталкиваться с 1992 года, когда была приглашена на должность заместителя начальника Администрации зон отчуждения и отселения по Могилевской области Комчернобыля.
О том, на что были готовы люди, чтобы не съезжать с загрязненных территорий
– Пятнадцать лет, которые я посвятила исключительно чернобыльским вопросам, самый психологически непростой период в моей жизни. Дело даже не в том, что мне доводилось по многу дней бывать на «мертвых» территориях – пришлось столкнуться с невероятной человеческой болью, пропустить ее через себя…
Убеждение людей – отдельная история. Помню, был случай с семьей из радиоактивной деревни Совиничи Климовичского района. Все жители выехали в безопасные места, а девяностолетняя бабка с семьей – ни в какую. Мы и по-хорошему, и по-плохому, а старая все причитает и причитает: «Да мы домик только построили! Да баньку отремонтировали! Да грядки посадили!» А потом – раз, и повалилась, словно подкошенная. Я в ужасе к ней подскакиваю, тормошу, пульс нащупываю – и краем глаза замечаю, что бабка за мной из-под век наблюдает. Притворяется, значит. Ага, думаю, я тоже хитрить умею. «Володя, неси ледяную воду из колодца, бабку надо в чувство приводить!» – кричу водителю. Великовозрастная актриса сразу вскакивает: «Не надо воды, уже полегчало!». В итоге – семью все-таки выселили. Сельчане, чтобы не бросать свои дома, были готовы на все.
***
– Прошло уже 36 лет со дня той страшной аварии. И лично для меня она навсегда разделила жизнь на «до» и «после». Красоту наших деревень, которые после Чернобыля навсегда опустели, я никогда не забуду. А свой родной Журавель теперь вижу только в снах.
