«Дети к музыке особого интереса не проявили»
…Что же касается моей семьи, то музыкальная традиция в ней оказалась прервана. Мой единственный сын Илья, родившись в семье музыкантов (моя супруга окончила вокальное отделение Московской консерватории) добросовестно отучился в Могилевской музыкальной школе и даже был рекомендован для поступления в ЦМШ при Минской консерватории. Однако, неожиданно увлекся точными науками и, без какого-либо нашего участия, поступил в математическую школу при МГУ в Москве. Сегодня он работает программистом в Калифорнии.
По этой же стезе пошла его дочь Таня. Единственным достижением, которое мы, как родители, ставим себе в заслугу, это то, что наш сын и его дочь любят классическую музыку и стараются не пропускать филармонических концертов.
Дети моего брата Валерия – Ирина и Евгений к музыке интереса не проявили, Ира лишь унаследовала от своего отца любовь к танцам. А вот ее обе дочери – Настя и Надя поступили в кемеровский институт культуры, и у них обнаружились таланты в пении под гитару. Упомяну и о том, что старший сын Валерия Женя недавно тоже перебрался из Кемерово в Израиль со своей супругой и двумя детьми.
Из предков нашей мамы, урожденной Акимовой Тамары Николаевны, я знаю лишь ее родителей, у которых жил долгое время, и благодаря которым у меня появилась возможность учиться в Москве.
Профессиональных музыкальных корней по маминой линии не прослеживается. Дедушка – Акимов Николай Павлович, по его словам, воспитывался в Тульском сиротском приюте, служил в царской армии и затем окончил техническое училище. Бабушка - Акимова (до замужества Шпайзман) Надежда Давидовна, родилась в Кишиневе. Все ее университеты ограничились местной женской еврейской школой. Как и где они познакомились, неизвестно. Их единственная дочь, моя мама, родилась под Киевом, после чего бабушка и дедушка переехали в Москву, где до ухода на пенсию работали на заводе метростроя №5.
«Приняли всех, кроме меня…»
…Вернусь, однако, к собственному жизнеописанию. 1953 год. Москва. Меня, новоиспеченного первоклассника, сфотографировали в школьной форме, которой я очень гордился. После рождения в этом году в Кемерово младшего брата Саши я был отправлен в Москву к бабушке и дедушке, где и пошел в школу. Мне тогда не было семи лет, но я был принят в первый класс, так как к тому времени прилично читал и писал.
Между прочим, это обстоятельство сыграло важную роль в моей дальнейшей жизни – вплоть до зрелого возраста, я всегда и везде оказывался младше своих соучеников и коллег. Это давало мне по жизни некоторые психологические преимущества, способствуя терпимому отношению окружающих к моим ошибкам и недостаткам.
Мне запомнился случай, когда наш класс принимали в пионеры. Приняли всех, кроме меня – не подходил по возрасту. Я горько рыдал от обиды, и надо мной сжалились – повязали на шею новенький красный галстук, который я долгое время с гордостью носил, практически не снимая.
Когда я прибыл в распоряжение бабушки с дедушкой, они жили в барачном городке, каких в послевоенной Москве было немало. Наше поселение из полутора десятка бараков с колонкой и туалетом в большом общем дворе находилось в районе нынешней станции метро «Фрунзенская».
Мы занимали одну из комнат с печкой и персональным палисадником в бараке с длинным коридором. Помню, когда в конце коридора установили кран с водой, обитатели барака устроили большой праздник. Снесли этот городок, как и другие подобные градостроительные шедевры, в 60-х, когда я жил в интернате ЦМШ. Бабушку с дедушкой переселили в другой типовой архитектурный объект той эпохи – однокомнатную «хрущевку» площадью 15 кв.м. на окраине Москвы в районе «Медведково», чему они были очень рады.
Продолжение следует.
