Удостоился похвалы Коласа, уважал Машерова, в 79 соединился с первой любовью... 8 фактов о Миколе Аврамчике

822
Ольга МАКСИМОВА, bobruisk.ru
Сегодня в нашем цикле «8 фактов» вспоминаем уроженца Могилевской области поэта и прозаика Николая Аврамчика. Коллеги и поклонники его творчества величали Николая Яковлевича «Патриархом белорусской литературы». И дело тут не только в долгожительстве…

Факт 1. С детства слышал Пушкина

Микола Аврамчик был желанным гостем на празднике Пушкинской поэзии в Телуше, 6 июня 2012 года
Микола Аврамчик был желанным гостем на празднике Пушкинской поэзии в Телуше, 6 июня 2012 года

Николай Аврамчик родился 14 января 1920 года в деревне Плессы Бобруйского района. Это недалеко от Телуши, где, как известно, проживала внучка Пушкина, Наталья Воронцова-Вельяминова. Благодаря ей в Телуше еще в 1894 году была построена школа для крестьянских детей. Наталья Александровна устраивала для них рождественские елки с подарками, раздавала книги.

Николай Яковлевич вспоминал, что свои первые сказки он услышал от мамы, и это были сказки Пушкина...

«Если бы не Бобруйщина и не Бобруйск, наверное, не был бы я литератором, – рассказывал он. – Почему так? Потому что родился недалеко от поместья, где жила внучка Пушкина Наталья Александровна Воронцова-Вельяминова. И с детства моя мама рассказывала мне необыкновенные сказки: «У Лукоморья дуб зеленый...», «Три девицы под окном…». Поэтическое слово с детского возраста покорило меня на всю жизнь. А иначе я был бы учителем, причем, учителем географии».

Факт 2. Его заметили Колас и Купала

Еще до войны Николай поступил на филфак Минского пединститута, параллельно работал в редакции газеты «Пионер Белоруссии».

В родном вузе то и дело проходили «капустники» и поэтические вечера. Один из таких в апреле 1939 года посетила «элита пера»: Янка Купала, Якуб Колас, Михась Лыньков и Эди Огнецвет. Студенты волновались перед встречей – еще бы, живые кумиры! И надо ж было такому случиться, что именно скромный уроженец Бобруйщины привлек внимание мэтров.

«Сустрэча ідзе, як раптам мяне штурхаюць: «Глядзі, Колас твой верш чытае!..», – вспоминал впоследствии Николай Яковлевич. – Аказваецца, класіку паклалі на стол самвыдатаўскі часопіс «Наша творчасць», дзе былі змешчаны і мае вершы. Колас прачытаў верш – працягнуў Купалу. Той надзеў акуляры, прачытаў, яны нешта перамовіліся, як раптам Купала падымаецца і кажа: «Мы азнаёміліся з вашым часопісам, і нашу ўвагу прыцягнуў верш Аўрамчыка «Адлёт жураўлёў», запрашаем аўтара на сцэну…». Мяне – першага на трыбуну! Я, вядома ж, выйшаў на трыбуну паслухмяна, а вершаў жа не падрыхтаваў ніякіх… Пачаў лэпаць сябе па кішэнях – у тую пару ў мяне часта бывалі рукапісы з сабой, чарнавікі. Няма! У першых радах пачалі ўжо хіхікаць…»

Что делать? Наш герой решил просто – раз нет черновиков, прочту наизусть. Снова, только теперь в исполнении автора, прозвучал «Адлёт жураўлёў» и еще что-то патриотическое. Видимо, все это произвело благоприятное впечатление на именитых гостей. По крайней мере, Колас после вечера написал в тетради отзыв: «Верш Аўрамчыка надзвычай свежы, па сіле і эмацыйнасці я стаўлю яго ў рад такіх вершаў, як лермантаўскі «Парус». Назавтра об этом появилась заметка в газете. Аврамчика заметили – и пошло-поехало… Николай Яковлевич неоднократно повторял, что на литературную деятельность его благословили именно Купала и Колас.

Факт 3. Чудом выжил в плену

Анна Семеновна и Николай Яковлевич Аврамчик с художником Абрамом Исааковичем Рабкиным во дворе своего дома в Ступенях. Двум патриархам, участникам войны было о чем
Анна Семеновна и Николай Яковлевич Аврамчик с художником Абрамом Исааковичем Рабкиным во дворе своего дома в Ступенях. Двум патриархам, участникам войны было о чем поговорить...

Грянул 1941-й, и гвардии рядовой Николай Аврамчик ушел на фронт. Участвовал в боях за Ленинград, но в июне 1942 года попал в окружение и в плен, а затем, в качестве бесплатной рабсилы – на угольную шахту Рура.

«Мне выпалі выпрабаванні ў 11-ці ці 12-ці фашысцкіх лагерах, – вспоминал Николай Яковлевич. – І ў кожным былі свае нагрузкі, свае «дыеты». З першага ў Ноўгарадзе, куды змясцілі іспанцы, я ўцёк. У другім, куды прывялі, думаў, што расстраляюць. Потым Мядзведзь-лагер, Аракчэеўскія казармы, Порхаў-лагер, Пскоў, далей – лагер смерці ў Дзвінску, затым – шталаг у Германіі… І не ўсюды нават лебяда была».

В своем романе «У падзямеллі» Аврамчик описывает случай, как его, пленного, «подкармливает» немец: «Так, фактычна ён мяне выратаваў, даючы штодзень бутэрброд – паміж лустамі хлеба скрылёк сала».

В конце концов, из угольных шахт молодой поэт попал в хозяйство к немецкому фермеру, и это спасло ему жизнь. Из плена он был освобожден в апреле 1945-го союзниками-англичанами. О военных перипетиях своей судьбы Аврамчик написал в прозе.

«Сын свайго часу паказаў час, як ён бачыў яго, як адчуў яго, не хлусячы, не становячыся на катурны», – такую характеристику произведениям коллеги дал Рыгор Бородулин.

Факт 4. Донашивал пальто за Петром Машеровым…

Знаковых встреч в биографии Аврамчика было немало. С первыми лицами государства, в том числе. Случались и курьезы.

«Пасля вайны я хадзіў на працу ў рэдакцыю ў касцюме і паддзёўцы малодшага брата, што служыў у арміі і з месяца на месяц мог дэмабілізавацца, – описывал тот период Николай Аврамчик. – Таму я пачаў мірна абжывацца ў Мінску з таго, што спярша павінен быў набыць нейкія ўласныя апраткі.

Помню, як з гэтай мэтаю мы з жонкаю прыйшлі на таўкучку на Чэрвеньскім рынку. Мая жонка аблюбавала ў руках маладой жанчыны мужчынскае паліто цёмна-сіняга колеру. Жанчына прасіла за яго тысячу рублеў (на працы я атрымліваў ум есяц восемсот восемдзесят). І ўсё-такі абедзве жанчыны ўгаварылі мяне памерыць паліто. Яно аказалася ледзве не да пят.

«Хіба на выраст? – падумаў я. – Дык жа болей ужо не вырасцеш».

Уладальніца рэчы па кіслым выглядзе майго твару, мабыць, зразумела гэта і запэўнівала, што ў любой майстэрні паліто ўкароцяць на чвэртку. Нібы апраўдваючыся, яна прызналася, што муж пашыў яго для паездкі за мяжу, але не апрануў ні разу.

Николай Яковлевич с дочкой Натальей. Минск, 2014 год
Николай Яковлевич с дочкой Натальей. Минск, 2014 год

Мая жонка нясмела пацікавілася, дзе ён працуе.

– У камсамоле, – адказала жанчына.

– Дык і ён жа працуе ў камасамоле, – кіўнула галавою на мяне мая жонка.

Мне ўжо на заставалася нічога іншага, як запытацца ў жанчыны, як прозвішча яе мужа.

– Машэраў.

Месяца за два да таго Машэрава прызначылі адным з сакратароў ЦК камсамола рэспублікі. З газет я ведаў, што ён і паэт Аркадзь Куляшоў уваходзілі ў склад савецкай дэлегацыі, якая ездзіла ў Лондан на кангрэс дэмакратычнай моладзі свету.

Жанчына ўступіла нам сотню рублеў, і мы купілі паліто. Было яно шыкоўнае, з дзябёлага, дыхтоўнага драпу. Доўга франціў я ў ім пасля вайны, потым пераліцаваў, а яно ўсё не ведало зносу.

Кажуць, быццам Фёдар Дастаеўскі сказаў пра сябе і пра іншых рускіх пісьменнікаў, што яны ўсе выйшлі з гогалеўскага «Шынеля». Пераймаючы яго, я сказаў бы ў адносінах да сябе, што я выйшаў у людзі з Машэраўскага паліто, прычым не толькі ў звычайным, але і ў пераносным сэнсе гэтага слова. Я кажу гэтак не дзеля красамоўства…»

Факт 5. … И очень уважал этого государственного деятеля

После, к слову, литератор неоднократно лично встречался с первым владельцем дорогого сердцу пальто, общался с ним, писал, по его просьбе. Да и вообще, Петра Машерова Аврамчик считал выдающимся государственным деятелем – подтверждение тому можно найти в его воспоминаниях:

«Ён быў асобай, на галаву вышэйшай за некаторых членаў і кандыдатаў у члены тагачаснага палітбюро, многія з якіх фіктыўна закончылі толькі абласныя або ў лепшым выпадку рэспубліканскія партыйныя школы. Прырода не абдзяліла яго ні розумам, ні паставаю, ні артыстычнасцю, ні абаяльнасцю…»

И судя по некоторым высказываниям, именно Машеров порекомендовал его в качестве редактора отдела поэзии в журнал «Маладосць», где Аврамчик проработал почти три десятилетия. А ведь, напомню, Николай Аврамчик был в немецком плену три года – к таким фактам в биографии в советское время относились крайне подозрительно.

«Машэраў вельмі даверліва адносіўся да людзей толькі на падставе іх творчай працы…», – убедившись на собственном опыте, утверждал поэт.

Факт 6. Перевел на белорусский язык произведения коллег

Николай Яковлевич и Анна Семеновна всегда радушно встречали гостей в своем доме в деревне Ступени. В 2010 году к ним заглянули бобруйские поэты и журналисты
Николай Яковлевич и Анна Семеновна всегда радушно встречали гостей в своем доме в деревне Ступени. В 2010 году к ним заглянули бобруйские поэты и журналисты

Нашего героя знают преимущественно, как поэта и произаика. Меж тем, он известен также как переводчик на белорусский язык произведений русских, украинских, польских, эстонских и других авторов (даже Байрона).

«У свой час акрамя Шаўчэнкі, Франка, Лесі Украінкі, я перакладаў і жывых класікаў – Паўла Тычыну, Максіма Рыльскага, Андрэя Малышку, Міколу Бажана, – делился Николай Аврамчик с журналистами. – Да ўсяго, я ж, можна сказаць, данбаскі – працаваў там, ведаў многіх, калі пісаў раман. (…) Перакладаў вершы нават пачынальніка комі літаратуры Івана Куратава, эстонскіх аўтараў…»

Факт 7. Был соавтором скандального «Сказа пра Лысую гару»

В начале 1970-х годов читающая белорусская интеллигенция, выражаясь современным языком, испытала шок. Свет увидела эпатажная поэма некоего «Ведьмака-Лысогорского», описывающего в громких деталях быт писателей в дачном поселке литераторов неподалеку от Лысой горы. «Сказ...» охотно читали и те, кто до того вовсе не интересовался поэзией – уж больно все живописал автор. Даже сам Машеров дал оценку: «Если бы не матюки, то можно было бы и напечатать...»

Несколько десятилетий, то затихая, то разгораясь, велись дебаты по поводу авторства поэмы. Наконец в 1995 году в журнале «Крынiца» было опубликовано интервью с загадочным автором и помещен его снимок. Там Ведьмак-Лысогорский стоял спиной к фотографу. Как выяснилось позднее, на снимке был запечатлен… Микола Аврамчик.

Страсти разгорелись еще пуще, когда в 2003 году Нил Гилевич неожиданно озвучил в прессе, что это произведение написал он, а Аврамчик лишь подбрасывал идеи для сюжетов. Понятное дело, что уроженец Бобруйщины обиделся на такие слова и выступил с опровержением.

«Амаль сорак гадоў таму пісалі з Гілевічам, жартуючы па-студэнцку. А вось што атрымалася: ён сцвярджае, што адзін пісаў, а Аўрамчык толькі хохмы расказваў. Між тым, Бураўкін, сябар Гілевіча, лічыць, што ўдвух пісалі. Рыгор Барадулін упэўнены, што на семдзесят працэнтаў «Сказ…» Аўрамчыкам напісаны. У Амерыцы доктар навук выдаў аб’ектыўную працу, дзе робіць вывад, што і Аўрамчык, і Гілевіч усхвалілі сябе і груба абышліся з іншымі. Янка Брыль даўно казаў: «Нічога там няма». І я кажу: дык і не было! А чаму іншыя пісьменнікі не адгукнуліся? Таму, лічу, што Гілевіча баяліся, а Аўрамчыка саромеліся…», – так в одном из интервью описывал «лысагорские» страсти Николай Яковлевич.

Факт 8. В 79 возобновил отношения с первой любовью

Николай Яковлевич со своей первой любовью Анной Семеновной. Ступени, 2010 год
Николай Яковлевич со своей первой любовью Анной Семеновной. Ступени, 2010 год

Как видим, Аврамчик был далек от унылого почивания на лаврах – он писал всю жизнь, не бросая любимое занятие даже в глубокой старости с присущей ей немощью. Хотя что-что, а последнее с героем материала решительно не вязалось. К примеру, в свои 79 он… возобновил отношения с первой любовью по имени Анна (ей на ту пору «стукнуло» 77). Оба долго жили каждый в своем браке, воспитали по трое детей и оба к этому времени потеряли супругов.

«Можна сказаць, што і юначае каханне аднавілася, і новае ўзнікла, – признавался литератор. – У нас такі ўзрост, што некаторыя ўвогулле падумаюць: чорт іх знае... Але вельмі свяцілася і сагравала тое пачуццё. Я не мог крыўдаваць на яе, што не дачакалася тады, – мне ж яшчэ столькі вучыцца заставалася… (как вы уже, наверное, догадались, любимая вышла замуж за другого – прим. авт.). Калі зноў сустрэў Анюту – абсалютна не думаў, хто што казаць будзе! Шапталіся, вядома ж, розныя там суседкі-сяброўкі… Сястра казала, людзі гавораць, што Аўрамчык з глузду з’ехаў… А я лічу: што я думаю – тое і думаю, што мне да іншых?!»

Суды да пересуды не помешали удивительной паре – Анна Семеновна и Николай Яковлевич на зависть злым языкам умудрились прожить вместе в ладу и гармонии без малого два последних десятилетия...

В материале автор использовала цитаты Николая Аврамчика из интервью разным источникам, в том числе «Вечернему Бобруйску».