Зимой мы играли в хоккей. Посреди улицы. Берешь 4 кирпича – получается двое ворот. Затем нужно было отыскать палки, желательно без гвоздей. Клюшек ни у кого из нас не было и в помине. Ну, а с шайбой никаких проблем – обычная консервная банка из-под кильки. Наши хоккейные матчи по накалу мало отличались от встреч канадцев с «советами». Рубились до конца, до последнего уцелевшего зуба, до последнего оторванного кармана, до разошедшегося по швам ботинка. Обычно все заканчивалось дракой. Мы, восьмилетние пацаны, не жалели друг друга, не думали о последствиях. Были бесстрашны.
Домой я возвращался всегда на своих ногах. Ну, или почти всегда… Пытался проскользнуть между прихожей и кухней, чтобы, не приведи Господи, мать не заметила. Впрочем, мать замечала всегда. Плакала, глядя на мой разбитый нос, спрашивала у отца, в кого я такой уродился? На что отец, как правило, реагировал табуируемой лексикой, да так, что годам к 10 я матерился не хуже нашего трудовика, чем, кстати, вызвал у него уважение.
Не то, чтобы я всем этим гордился. Из песни слов не выкинешь – как было, так было. Летом играли в футбол резиновым мячиком – цыгане против «русских». Вместо ворот – калитки Гришки и Ивана. Они, к слову, этим страшно были недовольны, и все время продолжали пополнять мой словарный запас. Правил не было никаких. Я играл против своих друзей – Рустамчика и Джанчика. Матч заканчивался, когда предмет игры улетал за забор. Тогда вместе с лаем собаки начинал «лаять» Иван, и мы все дружно убегали за поворот.
Вообще, в свои 45 лет я все чаще думаю о том, как, будучи ребенком, я сумел выжить. Знаете, какое самое безобидное развлечение было у гребеневских детей? Берешь карбид, кладешь его в бутылочку из-под таблеток, наливаешь воды, закрываешь и закапываешь в песок. И со всех ног… Карбид взрывается, словно граната. Уцелел – слава Богу. Повезло.
Но, не это главное. Все, кто вместе со мной уцелел, пережив 80-е и 90-е, обязательно вспомнит слово «районы». Я не могу объяснить рационально, о чем речь. Если коротко и по существу, один район Могилева враждовал с другим. И это не фигура речи. Доходило до самых настоящих массовых драк, участвовали в которых сотни мальчишек. Гребенево враждовало с улицей Симонова. Правда, иногда с «симоновцами» мы вступали в альянс против «7 ветров» (район ресторана «Ясень» – авт.), «Луполова» и «Менжинки». Не хочу никого обидеть, но «районщики» с улицы Менжинского были самые отпетые, не придерживались никаких правил. А правила, между тем, были…
Во-первых, никаких ножей. Только кулаки. Во-вторых, если пацан с чужого района провожает девушку – трогать его нельзя! Если в городе футбол – все драки отменяются. Лежачего бить нельзя! Нельзя забирать деньги, часы и прочее. Это были законы, своеобразное джентльменское соглашение. Прошу понять меня правильно: я не оправдываю «районщиков». Всегда считал их какой-то нелепостью, глупостью, пережитком…
Еще одно испытание: девушки. За них было принято драться. Признаюсь, никогда этого не делал, поскольку не понимал, в чем гешефт. А оглядываясь на свое детство, понимаю, что возвращаться во времена ненависти, «романтизации» насилия нам не нужно. Нельзя! Наши дети должны ходить в школу, расти в атмосфере любви.
