Очередной материал о бобруйских писателях я планировала посвятить Солу Шульману. Но что-то мешало – не понять что. А потом осенило: настоящий сын еврейской мамы никогда не съест первым ложку супа, если неподалеку хлопочет по хозяйству его родительница, а ее тарелка потиху стынет…
Соломон Шульман – и есть настоящий сын еврейской мамы. Сын Нины Уфлянд – прославленного в Бобруйске и за его пределами педиатра. К литературе, казалось бы, человек отношения не имеет никакого. Ан нет – Нина Генриховна написала единственную, но весьма любопытную книгу под названием «Записки детского врача». Поэтому, хоть и с натяжкой, но бобруйского доктора можно причислить к писательскому братству и посвятить ей наш сегодняшний «ТОП-8».
Факт 1. Родилась не в Бобруйске
Нина Уфлянд умерла еще в 1989 году, но, удивительное дело, я до сих пор слышу о ней от далеко не возрастных бобруйчан очень теплые слова. То есть, время идет, а люди помнят или передают из поколения в поколение истории об одном из лучших педиатров города. С гордостью называя ее «землячкой». По большому счету, так и есть. Внушительную часть жизни Нина Генриховна действительно отдала Бобруйску и маленьким бобруйчанам, но родилась она в 1902 году все-таки в Глуске. В обычной многодетной еврейской семье.
«Мы были не из бедных, выше среднего достатка, но жили весьма скромно, – возвращает нас в свое детство героиня материала*. – Дети часто болели, а в Глуске был тогда всего лишь один фельдшер. Он нас лечил и знал всю семью. Будучи шутником, он, встречая кого-нибудь из нас, любил говорить: «Привет, Гендель-Голда-Геня-Ганна!» – перечисляя имена моего отца, матери, старшей сестры и домработницы. Еще помню гогот гусей и шипение шкварок на сковородке. Специфическая еда была зимой: капустные борщи с гусятиной и пшенная каша со шкварками. Хлеб пекли сами, в каждом доме свой…»
До 13 лет девочка ходила в школу в Глуске, а потом, по настоянию отца, ее отправили в «дворянский» город Орел к дяде. Там она поступила в гимназию и там же застала Февральскую революцию. Октябрьская уже выпала на Бобруйск, где Нина продолжила обучение…
Факт 2. Любила «разбирать косточки» и боялась «чистки»
То, что будет медиком, Нина Уфлянд знала всегда. Поэтому выбор, где получать высшее образование, перед ней не стоял. Поступила в Екатеринославский мединститут (ныне Днепропетровский) и училась в нем блестяще. В своей книге признавалась: «Любила сидеть в анатомическом театре и разбирать косточки. Мы так привыкли к анатомичке, что даже ели в ней рядом с трупами».
Самые большие переживания у студентов вызывали в то время вовсе не сессии, а так называемые «чистки». Из института выгоняли «несознательный и непролетарский элемент».
«У меня тогда тоже были волнения. Кто-то из комиссии сказал: вот говорят, что у ваших родителей многоквартирный дом с большой усадьбой. Я начала уверять, что дом у нас только на одну семью, а что касается огорода и сада, то ведь мы на них сами работаем, не нанимаем батраков. Одним словом – поверили. Правда, студенты меня еще до комиссии успокаивали, говорили, что меня не «вычистят», так как у меня уже вид готового доктора…»
Институт Нина Уфлянд все-таки окончила, не глядя на свою причастность к тому самому «непролетарскому элементу».
Факт 3. Прошла «школу жизни» в глубинке
Первое место работы – врачебный пункт в небольшом поселке Стрешин с прямо-таки аховыми условиями труда. «... Единственное, что нашлось в аптечном шкафу медпункта – много бутылок портвейна; силы больного поддерживали этим вином». Но в главном доктору Уфлянд тогда повезло – коллектив подобрался дружный и грамотный. Там она получила бесценный опыт.
После, в 1926 году, молодая врач открыла в Глуске первую в этих местах детскую консультацию. Вот один эпизод из того периода: «В 1928-1929 годах в Белоруссии было много случаев церебрального спинного менингита. Мать умоляет спасти ребенка. Она готова продать все, даже лошадь (понимаете, что это значило в то время для крестьянина!), чтобы оплатить расходы. Но как спасти?! Ведь почти не было препаратов, не было антибиотиков… Какова же была моя гордость, радость и удивление, когда мне удалось только пункцией (проколом) спины и сывороткой вывести ребенка из этого состояния, и он без осложнений выскочил из страшной для того времени болезни. И лошадь не пришлось продавать…»
Факт 4. Исходила Бобруйск и окрестности вдоль и поперек
Бобруйск снова «нарисовался» в жизни Нины Генриховны в 1929 году – ее перевели заведующей и терапевтом в только что открывшуюся окружную амбулаторию. Следующим местом работы стал городской диспансер, где обслуживались дети до 14-15 лет, а также консультировались школы. Особенно непростыми были вызовы на дом. И не только в Бобруйск, но и за его пределы, так что, педиатр объездила и обошла пешком чуть ли не всю Бобруйщину.
«Бывало, придешь зимой замерзшая, окоченевшая к пациенту в крестьянскую избу и лезешь, чтобы согреться, на теплую русскую печь. Сидишь на ней, поджав ноги, и оттуда ведешь просветительскую беседу с домочадцами, а они угощают тебя печеной картошкой в мундире. Вкусно!»
Факт 5. Крикливый малыш Солик спас свою мать
О самом жутком времени, военном, Нина Уфлянд вспоминала скупо: «С малолетними детьми – дочкой и сыном – я успела уйти из города (муж уже в армии был), а вот своих родителей-стариков вывести не смогла…»
А вот ее сын Сол Шульман описывал этот же отъезд так: «Меня с сестрой в сопровождении тети Сони, которая ехала с нами, держа на руках полугодовалого сына Леню, мама решила отправить первым рейсом, а сама приехать следующим. Но тут я поднял такой ор, что маме ничего не оставалось, как залезть в автобус. Это и спасло нашу семью. Второго рейса, как вы догадываетесь, не было. По дороге мы еще заехали к нашим дедушке и бабушке, пытаясь уговорить их ехать с нами, но дед, как великий мудрец, сказал маме: «Нина, не устраивай гвалт. Воюют армии, а не старики. Немцы – цивилизованные люди, я с ними не раз встречался». Как нам потом рассказали, деда убили в первый день оккупации города. Сделано это было столь бесчеловечно, что сегодня в это трудно даже поверить. Дед шел по улице, опираясь на трость, когда его остановил какой-то подвыпивший немецкий солдат. «Иуде?» – спросил он у деда. Дед кивнул. Солдат поставил его к забору и застрелил. Просто так – без слов, шума и крика. Взял и застрелил. Это, повторяю, лишено здравого смысла, но, как нам рассказали, произошло именно так. Хоронить не разрешали, и труп несколько дней валялся на улице в пыли, а сошедшая с ума бабушка, шепча еврейские молитвы, день и ночь сидела над ним. А потом, когда разрешили похоронить, она еще месяц жила на кладбище на могиле деда, и сердобольные соседи носили ей еду. Увели ее с кладбища силой. А погибла она год спустя в гетто…»
Годы эвакуации, в основном, пришлись на Бухару. Думается, выжила семья за счет того, что Нина Генриховна была высококлассным врачом, и ее помощь требовалась очень многим. Какое-то время она даже возглавляла детский костно-туберкулезно-легочный санаторий «Мохаса», затем была переведена в спецлечебницу для детей высокопоставленных партработников.
Домой, в разрушенный Бобруйск, Нина Уфлянд с детьми вернулась в 1944 году.
Факт 6. Была реформатором в советской медицине
Слава о потрясающем «волшебном» докторе из города на Березине тогда гремела. Нина Генриховна действительно делала невероятное! Она в хорошем смысле ломала систему, устраивала целые революции в медицине. Вот небольшой пример: «О том, что любовь – это великая сила, говорить не приходится. Но любовь – это еще и сильнейшее лекарство. И я горжусь, что именно у нас в больнице – впервые в стране – мною было введено новое правило: класть в стационар больного ребенка любого возраста вместе с его матерью. И это несмотря на тесноту, неустроенность и прочие сложности той жизни…»
Такое нововведение дало свои результаты: сроки выздоровления детей сократились примерно на четверть, настолько же сократилась смертность. Не меньшее значение, считала доктор Уфлянд, в медицине имеет и слово.
«Лежал у нас мальчик лет пяти. И вот захожу я как-то в палату и вижу – и мать, и мальчик плачут, а мальчик говорит: «Я буду лежать в земле, я тебя не увижу, я умру…». У меня аж сердце закололо. Оказывается, что дежурный врач в присутствии ребенка сказал матери, что у того тяжелая форма туберкулеза, что туберкулезные палочки по всему организму распространились, и что это неизлечимо. Мне пришлось разуверить мать, успокоить ребенка и начать усиленное лечение. У него оказалась сложная форма плеврита, но она поддавалась лечению. Короче говоря, сегодня этот парень уже сам отец…»
Факт 7. Владела гипнозом
Пациентами Нины Уфлянд были как дети глухих деревень, так и первых лиц государства. И ко всем она находила подход! Поговаривают, виртуозно владела гипнозом (спасибо школе легендарного профессора Платонова – ее учителя, который первым в истории медицины начал делать операции, вводя пациентов с больным сердцем, плохо переносящих наркоз, в пограничное с реальностью состояние).
«Мне не раз доводилось наблюдать, как, подойдя к плачущему ребенку, мама несколько секунд пристально смотрела на него, потом брала на руки, и он тут же успокаивался и засыпал, – вспоминал Сол Шульман. – Все удивлялись и спрашивали, как ей это удается, а она отмалчивалась. Говорить о «школе Платонова» было опасно…»
Факт 8. Была уволена с работы из-за «дела врачей»
Наша героиня обладала невероятной силой духа, стойко переносила удары судьбы. Один из самых болезненных – так называемое антисемитское «дело врачей», из-за которого Нину Уфлянд уволили с работы. Что показательно, она не обозлилась на окружающий мир, а впоследствии даже писала: «Я благодарна Богу за то, что Он наградил меня возможностью творить, что я не была сухим ремесленником. Для меня педиатрия была высоким искусством. Сколько интересных случаев прошло через меня, сколько спасенных жизней… это было счастьем…»
Счастьем не только для нее. И для тех маленьких пациентов, которым великий педиатр спасла жизнь. И даже на могиле Нины Уфлянд установлен памятник, где написано: «Низкий вам поклон, дорогой доктор, от всех детей, которых Вы вернули к жизни».
*В материале использованы цитаты из книги Нины Уфлянд «Записки детского врача» и авторского блога Сола Шульмана.
