12 января 2000 года в 9.00 я был на сборном пункте по ул. Крупской. Холодно, снежно и впереди маячит год в кирзовых сапогах. Настроение, сами понимаете, – не ахти… Ребят было много. Мы все стояли на плацу. Кто-то курил. Многие знали, куда «поедут» – Печи, Осиповичи, Пашково, Брест… У меня болела голова – на проводы приехали все родственники, даже те, о которых я не подозревал. Куда именно занесет меня кривая, было уже все равно.
Начали вызывать к медикам. Зашел к странному человеку в белом халате. Не успел закрыть дверь, как тот начал что-то шептать. Говорю: «Здрасте!» А он шепчет: «Тридцать третья артиллерийская бригада». Спрашиваю: «Ты чего, мужик?» А он опять свое. Так в армии проверяют слух. В общем, я предсказуемо оказался «годен». Через 20 минут опять стоял на плацу, мерз и думал о том, когда это все закончится.
Сначала грянул духовой оркестр. «Прощание славянки». Как оригинально! Могли бы и «Руки вверх» поставить или там Расторгуева. Вслед за «Славянкой» выступил ветеран. Говорил долго и правильно. Затем, смотрю, мой приятель – тот самый, «которого родители отмажут», – начал говорить от имени молодежи. Рассказал о том, как это почетно, как это здорово – выполнить свой гражданский долг. Я стоял и, молча, матерился! Было стыдно за этого парня и вообще за все вокруг.
Потом подошли «купцы», так на солдатском сленге называют представителей воинских частей. Какой-то мужик в каракулевой шапке ударил меня по плечу. Полагалось сделать два шага вперед. Я вышел – и оказался в закрытом брезентом КамАЗе с такими же испуганными и растерянными ребятами. Куда везут? Никто не знал. Пропетляли, много поворотов, вокруг сигналят машины… Наконец-то, приехали. Темно. Горят фонари. Деревянный дом (потом выяснилось, что это штаб батальона) и сугробы. Несколько слов про сугробы… Это были не просто горы снега, не бесформенная масса, а геометрически правильные прямоугольники, высотой около 2 метров. В этот момент я совершенно четко осознал, чем именно буду заниматься в ближайший год.
После всех перипетий нас встретил товарищ прапорщик. Во-первых, он забрал все продукты, которыми нас снарядили сердобольные родители, во-вторых, отвел на склад, где мы должны были переодеться. Поменять форму «орангутанговскую» на «человеческую», т.е. военную. Мы все были похожи на овец, которые мыкаются, ничего не понимая, по огороженному загону. Фоном всего этого были жуткий, совершенно патологический матерщинник товарищ прапорщик и завывающая январская вьюга. Помню, каптерщик спросил, какой у меня размер ноги. Говорю: «сорок первый». «На, – отвечает, – подойдет!» Посмотрел: сорок третий. Так и ходил целый год.
Выйдя на плац в новых берцах, я с тревогой осмотрелся. Где я? Этот вопрос сверлил мой мозг и не давал покоя. Ответ был неожиданным: просигналил троллейбус «двойка». Опять осмотрелся – и едва не упал в обморок. Я на «Менжинке», напротив лицея, где я учился, и в ста метрах от дома девушки, которая, как я тогда думал, меня ждала. В тот момент я испытал шок. Признаюсь, было бы легче, если бы отвезли куда-нибудь в Чечню, подальше от Могилева. А так… Служить в двух шагах от дома… Это очень тяжело.
Итак, кое-как нас «одели» – издали мы были похожи на деревенских «дурачков» (извините – авт.): зимние шапки на глазах, бушлаты на коленях, а берцы, словно лыжи, шаркали по плацу. После этой «операции» пришли мы в расположение учебной роты. Здесь предстояло пройти курс молодого бойца. Сразу же сержанты выдали шевроны. Их требовалось пришить на левое плечо девятью стежками. Десять или восемь – залет, наряд вне очереди.
Очень интересно было с постелями. Их нужно было заправлять! Отбивать подушку, чтобы она становилась равносторонним треугольником. Морщинка, увы, – залет. Одеяло нужно было заправить так, чтобы были «отбиты кантики». Это целое искусство! Представьте, одеяло напоминает взлетную площадку, с правильными, как в учебниках по геометрии, краями. Сержанты говорили, что если о них можно порезаться, значит, сделано все правильно…
Да, еще! Существовал перечень того, что у солдата должно быть в тумбочке: паста, зубная щетка, бритва, лезвия, мыло (хозяйственное), иголка, нитки, щетка для обуви и гуталин. Все! Остальное – залет.
Немножко армейского юмора
Был я молодым солдатом. У нас в батальоне «молодых» называли (вновь прошу меня извинить, из песни слово не выбросишь – авт.) «духами». И вот, дежурил я в штабе. Полы мыл, бегал посыльным. Устал до жути. Отбой в 23:00. Вышел из штаба, оперся о крыльцо, смотрю – звезды сверкают, «двойки» троллейбусы ездят, «Менжинка» гудит. Думаю: за что мне все это? И вдруг из-за спины голос, ласковый такой, отеческий: «Эй! Военный!» Оборачиваюсь, смотрю – начальник штаба, улыбается. Спрашивает: «Знаешь, как твоя поза называется?» «Нет, – отвечаю, – не знаю!» «Двадцать кругов вокруг батальона!» Бегал по полной боевой до двух часов ночи. Потом пошел спать, и во сне почему-то увидел май: мы с друзьями идем по Первомайской, вечер, до жути хочется пить и петь: «Армия моя, ты моя любовь и судьба!»…
Призыв 2/99, в/ч 5523, Первый отдельный мобильный батальон… Отзовитесь, кто служил со мной!
