Не оспаривая того, что Винцент Иванович был выдающимся литератором и поднял беларускую мову на совершенно иной уровень, газета «Вечерний Бобруйск» в цикле про «8 фактов из жизни» предлагает взглянуть на него под другим углом. И убедиться, что Дунин-Марцинкевич был многогранным, непредсказуемым, сложным... живым человеком.
Факт 1-й. Дунин-Марцинкевич – никакой не Дунин-Марцинкевич!
4 февраля 1808 года в фольварке Панюшковичи Бобруйского уезда в шляхетской семье на свет появился малыш, назвали которого Винцент. Дите было настолько слабым, что родители, не надеясь особо, что сын выживет, крестили его в тот же день. В метрике о крещении и близко не было никакого «Дунина», лишь «Марцинкевич». Спустя годы в документах нашего героя о венчании и при приеме на работу – та же подпись. Да и никто из родных писателя никогда придомок «Дунин» не использовал. И только в начале 1830-х Винцент Иванович, пытаясь обозначить древнее дворянское происхождение, записал свою фамилию как Дунин-Марцинкевич, а Герольдия в Санкт-Петербурге впоследствии утвердила именно такой вариант. Впрочем, ряд исследователей жизни и творчества классика не скрывают, что тот был прирожденным фальсификатором, мастером создания липовых документов (за поддельные грамоты против Винцента Ивановича даже неоднократно выдвигали обвинения, но документально его вину никто доказать так и не смог).
Факт 2-й. Был горбуном
Как уже было сказано, с самого рождения здоровье Винцента Марцинкевича оставляло желать лучшего… Да и внешне Винцент Иванович не был красавцем. Вот как описывал нашего героя Владимир Короткевич в романе «Каласы пад сярпом тваім» (и, думается, это недалеко от истины): «На краёчку канапы, у кутку, сядзеў, зручна ўціснуўшыся ў мяккую падушку, нібы патануўшы ў ёй круглаватай фігуркай, маленькі дабрадушны гарбун. Горб у яго быў невялічкі і нагадваў бы лёгкую сутуласць, калі б толькі правае плячо не было вышэй за левае. Гэтая акалічнасць не зрабіла, відаць, ніякага дрэннага ўплыву на псіхічны склад гарбуна. На круглым мяккім абліччы блукала ўседаравальная, расчуленая ўсмешка. Гарбуну было год сорак пяць, але праставатыя блакітныя вочы, светла-русыя валасы, у якіх цяжка было заўважыць сівізну, румяны ўсмешлівы рот надавалі ягонаму абліччу добры, наіўны, у нечым дзяціны выраз…». Есть свидетельства, что драматург действительно имел сутулость, которая с годами прогрессировала в горб.
Факт 3-й. Планировал стать доктором, но не стал
Дунин-Марцинкевич так и не получил высшее образование. После того как окончил Бобруйское уездное училище, поступил в Санкт-Петербургскую медико-хирургическую академию. Выбор на учебное заведение пал, наверное, потому, что членом академии в ту пору был небезызвестный католический архиепископ Могилевский, Президент Вольного экономического общества Станислав Богуш-Сестренцевич (отец Винцента, Ян Марцинкевич, первым браком был женат на племяннице митрополита, будущий же писатель родился во втором браке, и у него никакой родственной связи с Богуш-Сестренцевичем не имелось, но тот юноше все равно помогал). Часто пишут, что прервать учебу нашему герою пришлось, опять-таки, по причине хрупкого здоровья… Но есть и другая версия, более красочная. Будущих докторов, как это водится по сей день, повели на практику в покойницкую. А там надо было вскрывать труп… Смотреть на это без эмоций впечатлительный Винцент не смог и сразу сбежал. К медицине более никогда не возвращался.
Факт 4-й. Выкрал 16-летнюю дочку своего начальника и женился на ней
Несостоявшийся доктор служил мелким чиновником в различных учреждениях Минска. Одним из работодателей был адвокат Барановский. У него Дунин-Марцинкевич состоял на побегушках: переписывал документы под диктовку, доставлял судебную корреспонденцию и прочее подобное. Все было бы ничего, если бы у этого самого Барановского не подрастала дочка-красавица по имени Иозефа. Винцент совсем потерял голову от любви! Адвокатская дочь, в ту пору 16-летняя барышня, ответила ему взаимностью. Брак их, конечно, никто благословлять не собирался: зачем преуспевающему юристу бедный зять? Тогда влюбленные решили пожениться вопреки воле родителей. Что тут началось! Мать невесты подала заявление на имя минского временного военного губернатора, в котором утверждала, что горе-жених похитил ее кровинушку и силой удерживает в своей квартире. А когда девушку попытались забрать, Дунин-Марцинкевич с бритвой в руке угрожал: «Кто приблизится к ней, всякого зарежу к смерти!» В итоге, расследование установило, что никакого похищения не было, а Иозефа Барановская добровольно поехала с возлюбленным в расположенную около Минска униатскую церковь, где они обвенчались (в Российской империи девушки могли выходить замуж с 16 лет). Закончилась история счастливо: духовное руководство разрешило молодым еще раз повенчаться уже в католическом костеле.
Факт 5-й. При жизни «похоронили»
Винцента Ивановича, как, впрочем, и других наших классиков, очень любят идеализировать. Это, на мой взгляд, крайне неправильная позиция. Ну кому интересна «прилизанная» биография? Да, Дунин-Марцинкевич поднял беларускую мову на совершенно иной уровень, а оставленное им литературное наследие неоспоримо. Но при этом наш герой был многогранным, непредсказуемым, сложным... живым человеком. В каком-то смысле даже авантюристом, которому, чтобы выжить, приходилось частенько хитрить (взять, к примеру, хоть те же фальсификации с документами). Понятно, что при таком нраве нажить себе врагов – раз плюнуть! Один недоброжелатель даже «похоронил» Дунина-Марцинкевича – тот ему то ли задолжал денег, то ли насолил в юридической тяжбе (в то время трудился уроженец Приберезинского края в церковном суде). И вот, представьте, идет Винцент Иванович домой с работы, вокруг – колокольный звон, а навстречу – похоронная процессия. «Кого хоронят?» – спрашивает из любопытства. «Марцинкевича!» – «Какого?» – «Горбатого!»Помчался «покойник» домой, а там – саван, подсвечники и прочие похоронные принадлежности…
Факт 6-й. Слыл картежником
Литератор, обладая массой душевных достоинств и талантов, поговаривают, имел существенный недостаток. Как и Достоевский, был азартен до чертиков! Одной из причин того, что ему с семьей пришлось переехать из Минска в фольварк Люцинка, называется карточный проигрыш. Жить-то в деревне, понятно, гораздо дешевле. Но почитатели таланта Дунина-Марцинкевича, наверное, должны быть этому стечению обстоятельств благодарны. Ведь именно в Люцинке было написано большинство произведений классика… А какую в имении можно было отыскать фактуру! Не зря же в центре художественных зарисовок писателя – белорусская деревня и ее быт. Да что об этом лишний раз говорить? Лучше взять в руки того же «Гапона» и перечитать.
Факт 7-й. Лично участвовал в своих постановках
Отдельное место в жизни Дунина-Марцинкевича занимал театр. Интересно, что в постановках своих произведений пан Винцент, не глядя на особенности внешности, мог поучаствовать лично (например, в «Рекрутском еврейском наборе» сыграл роль старого еврея – и, по свидетельствам современников, был «всех потеше»; да и в воплощении образа войта Наума Приговорки из «Селянки» весьма преуспел). Хлесткое сценическое искусство Дунина-Марцинкевича нравилось не всем, поэтому без запретов не обошлось (вспомните «Идиллию», которую царская власть, мягко скажем, недолюбливала). Собственный театр в Люцинке – вообще отдельная страница в биографии классика. Вот как об этом рассказывал писатель Ядвигин Ш., который в детстве учился в организованной в имении школе для юных крестьян и участвовал в деятельности любительского театра: «На кожны важнейшы, бывала, дзень нябожчык пiсаў для нас усiх, дзяцей, якую-колечы камедыю, i мы яе вучылiся, з’язджалiся госцi, i iшло прадстаўленне». В труппу входили не только малые крестьяне, но также семья нашего героя и соседи. Бывало и так, что пан Винцент вместе со своей «труппой» ездил по окрестным деревням и местечкам с представлениями, чуть ли не лично впрягаясь в телегу с декорациями.
Факт 8-й. Шпионы охранки жаловались на иезуитскую хитрость писателя
Роль Дунина-Марцинкевича в восстании 1863-1864 годов до сих пор вызывает уйму споров. Но что-то подсказывает, что любитель всех и вся одурачить и здесь не оплошал. Да, драматурга не без оснований считали автором революционной «Гутаркі старога дзеда», подозревали в поддержке повстанцев. Почти год продержали в Минском остроге – печально известном Пищаловском замке. Однако доказать принадлежность Винцента Ивановича к восстанию следствию так и не удалось (в отличие от принадлежности его дочери Камиллы – она, талантливая музыкантша, отправилась на каторгу). Шпионы охранки постоянно жаловались на иезуитскую хитрость Дунина-Марцинкевича. Никуда она не делась и в последующие годы, когда за писателем установили строгий полицейский надзор и ограничили свободу передвижения за пределы Люцинки. Не глядя на это, Винцент Дунин-Марцинкевич продолжал фантазировать и творить еще много лет. Пока однажды, на 77-м году жизни, случайно не поперхнулся чаем…
В материале использована информация из работ Дмитрия Дрозда и Геннадия Киселева, а также Татьяны Голубевой.
И еще один факт, достойный уважения
Дунин-Марцинкевич жил в эпоху, когда белорусский язык всячески поносился и отрицался как «мужицкий», но он имел смелость писать на нем и сделал белорусского мужика полноправным героем своих пьес.
«Ваш суд мне не страшны, хай злосна скавыча
ў будцы сабака, увагi на пса не звярну я.
Як раiць пясняр Cыракомля, пiшу я
Цяпер, як заўсёды, на мове мужычай»,
– так отвечал драматург на насмешки в свой адрес.
