История обычной семьи. Отдала немцу перстень, чтобы вернуть мужа. Ч.2.

1682
П. Леванович
Петрачка перед самой войной забрали на земляные работы. Копал рвы где-то под Могилевом (не в Буйничах ли?). Рассказывал, что трудились 24 часа в сутки. Все надеялись на то, что немец до города не дойдет. Ведь Красная армия – «и непобедимая, и несокрушимая, и легендарная»… Так пелось в песне, а в жизни все было гораздо сложнее.

Начало здесь: История обычной семьи: 13 детей, ужи и кобыла Зойка. Ч. 1.

Нарвался на немецкий патруль

Первыми показались вражеские самолеты, с огромными крестами на крыльях. Началась бомбежка, и люди спрятались в только что вырытых окопах. Один из красных командиров мельком обронил: «Танки!». В суматохе Петрачок не сразу выбрался – в песке завяз сапог. Так и бежал в одном сапоге туда, куда глаза глядят. Добежал до аэродрома (находился на территории проспекта имени Шмидтаавт.), а там нарвался на немецкий патруль. Вот она, наша доля! Был схвачен, избит и отправлен в Луполовский лагерь.

Луполовский лагерь для военнопленных. 1941 год.
Луполовский лагерь для военнопленных. 1941 год.

Сняла с руки перстень и отдала

О том, что Петрачок в лагере, Наталья узнала от знакомых, от тех, кому все-таки удалось добраться до дома. Оставила детей на соседей, взяла немного хлеба и картошки, отправилась в город. Что было дальше, точно не знаю. Но в нашей семье до сих пор живет такая легенда. Наталья пришла на Луполово в жаркий июльский полдень. Подошла к часовому, сняла с руки перстень и отдала. Попросила вывести Бородкина Петра Савельевича. «Если он еще жив, конечно!» Солдат посмотрел на перстень, потом на Наталью, вновь на перстень и куда-то исчез. Немца не было долго. Наталья измучилась в ожидании, сотню раз упрекнула себя в опрометчивости – ни перстня, ни мужа. Впрочем, немец не подвел. Как стемнело, вывел Петрачка за колючую проволоку. Сказал что-то на своем и ушел! Рукой еще махнул напоследок. Мол, идите, идите уже! Не стойте. Не выдавайте меня!

Перстень с гербом рода «Крыўда»

Хочу, чтобы читатель меня правильно понял: я вовсе не о добром немце. Наоборот! Я пишу о жадном немце, который, впрочем, оценил перстень Натальи. Большой, массивный, с печатью шляхецкого рода герба «Крыўда». Последний из рода погиб в горниле восстания 1863 – 1864 гг. Семью отправили в ссылку под Иркутск. Внучка вернулась на родину, чтобы умереть здесь, неподалеку от фольварка деда. Умерла от туберкулеза. Осталась дочка. Это и была Наталья. Приютили добрые люди. Только и оставалась память о предках – этот самый массивный перстень.

Сейчас самое время упрекнуть меня в «литературщине»! Дескать, напридумывал, нафантазировал! Я часто думаю, что литература и вообще искусство откровенно бедны, у них слишком сужен угол обзора. Жизнь куда более интересна и непредсказуема.

Запанели!

Войну семья Петрачка провела в окопах. Моя бабушка называла это «жить в подполье». В доме стояли немцы, в землянке жили хозяева дома. По лесу по-прежнему ползали змеи, а в палисаднике Натальи рос крыжовник. У крестьян было не принято высаживать цветы, ухаживать за ними. Считалось, что это напрасная трата времени. Есть цветы нельзя, суп сварить из них не получится. Пользы от цветов никакой! Поэтому на тех, кому хватало времени и терпения на цветы, смотрели искоса. «Запанели!».

Петрачок с внуками. 1963 год
Петрачок с внуками. 1963 год

Война ушла. Остались дети и дом. Наталья и Петрачок за трудодни работали в колхозе, дети ходили в школу. Все стали на крыло, все создали собственные семьи. Интересно то, что трое детей перебрались в Иркутск, в место изгнания своих предков. Жизнь все время идет по кругу, повторяется. Не зря ведь древние римляне говорили: не новое, но по-новому.

Дед выдержал лишь пару дней и сбежал

Как-то дочка привезла Петрачка в город, чтобы хоть несколько дней пожил по-человечески, с удобствами. Дед выдержал лишь пару дней и сбежал. Сказал: «Не могу я жить в этом вашем скворечнике!»

Мне было, наверное, лет 12. Петрачок поднял меня на заре. «Пойдем косить!» Как он не отрезал мне пятки, не понимаю. Откуда у человека, пережившего такое, столько сил, я тоже понять не могу. После покоса дед позвал меня в погреб. Достал шпунт из большой деревянной бочки, нацедил целую кружку духмяного ячменного пива. Я не помню, как его выпил. Помню лишь то, что проснулся поздно вечером. Петрачок с Натальей сгребали скошенное на заре сено.