В танцевальный зал – по водосточной трубе
Своими воспоминаниями по этому поводу я попросил поделиться легендарного могилевского музыканта Валерия Каткова, стоявшего у истоков знаменитых танцев в городском парке.
«Поначалу наш ансамбль играл в медучилище, – говорит Валерий. – Назывались мы в те годы по-разному: вначале «Каравелла», потом «Корифеи», позже фотограф Василь Титов предложил стать «Цветами на асфальте» («Квяты на ходнику», если по-польски). Хотя в городе нас звали в основном «Катки», просто и понятно.
Так вот, иду я однажды из медучилища домой, это почти через дорогу, году, наверное, в 1972-м. За спиной – гитара. И тут слышу, кто-то меня зовет. Оборачиваюсь – мужик какой-то. Подходит и спрашивает, могу ли я играть на гитаре. Я отвечаю, что могу. Так, может, у тебя еще и ансамбль есть, спрашивает. Я говорю, что и ансамбль есть, с которым мы играем в медицинском училище. Тогда на наши выступления весь город собирался, люди в танцевальный зал пробирались по водосточным трубам. Мужик этот малость подумал, а потом и говорит, что ему очень нужна моя помощь.
Как потом выяснилось, – продолжает Катков, – это был директор парка имени Горького. Высокий такой, видный, крепкий, хотя уже лет за 50. Бывший милиционер, комиссованный из-за травмы, у него еще сбоку от глаза травматический шрам просматривался. Я плечами пожал, толком не понимая, каким образом могу ему помочь. Он тут же мне – все карты на стол, мол, их духовой оркестр уходит в отпуск или куда-то уезжает на время, а танцы в парке играть некому. Если честно, то я от радости чуть было не подпрыгнул. Нам всем по 17-18 лет, а тут вдруг предлагают играть на самой крутой городской площадке! Это как предложение играть на «разогреве» у Маккартни. Конечно же, я сразу согласился. Если честно, то до этого «парковую» музыку того оркестра толком и не слышал – ну, вальсы какие-то играют. И тут мы как «забомбили» свою программу – «Битлз», Криденсы», «Слэйд», «Манкиз»… Публика просто офонарела от восторга. Помню, закидали нас сиренью с ног до головы».
Конечно же, я попросил Валерия Каткова вспомнить своих самых первых товарищей по ансамблю. Музыкант пояснил: « На бас-гитаре у нас играл Женя (Джон) Корнеев, на ритм-гитаре его однофамилец Володя Корнеев, к сожалению, в конце прошлого года он умер. Я пел и играл на гитаре, Толик Киреев был барабанщиком. Клавиши – Сергей Савинский. Самое интересное, что Алик Бедулин ведь первоначально пел с нами в музучилище, а потом и на танцах в парке. Правда, на сцену в парке он выходить стеснялся, поэтому его голос звучал в основном из-за кулис. Безусловно, это было незабываемое время».
К слову, именно басист «Катков» Евгений Джоник Корнеев впоследствии стал хозяином знаменитого в Могилеве домика из пэт-бутылок, который не так давно снесли на Подниколье. Знаковое было строение. Как видим, музыканты иной раз могут проявить себя в совершенно необычных жизненных сферах.
Валерий Катков вспомнил и о том, что практически все его детство в летне-весеннее время прошло на Подниколье во дворе и окрестностях того самого «бутылочного» дома товарища. Когда по весне разливался Днепр, вода практически всегда полностью затапливала подворье. Пацаны, естественно, в поисках больших и малых приключений не могли не использовать всевозможную корытообразную утварь для своих вылазок. Этакие "подникольские" робинзоны.
После столь триумфального выступления «Катков» духовой оркестр (по понятным причинам) так и не появился больше в парке. Хотя здесь нельзя оставить без внимания и общую тенденцию развития в стране музыкально-развлекательной сферы – так называемые вокально-инструментальные ансамбли всецело завоевывали безоговорочное лидерство, вытесняя собой всех и вся.
На работу успели, а девчонок проворонили
Чуть позже парковую сцену в Могилеве надолго «приватизировали» «Романтики». Вот, что вспоминает о тех временах один из завсегдатаев могилевских танцплощадок: «Дело было летом в парке, где-то, наверное, в 1975 году. Мы с товарищем решили «подкатиться» к девчонкам, которые нам очень нравились. «Романтики» в тот момент только начали исполнять песню «July Morning» из репертуара группы «Uriah Heep». Помню, пел Рафик Гольдман. Если помните – это медленная такая композиция и очень длинная. А нам, как назло, надо было с танцев на работу спешить, минут двадцать всего лишь было в запасе. Мы решительно направились приглашать своих избранниц на танец, но народу на площадке было так много, что быстро пробраться к цели мог разве что, извините, танк или бульдозер.
Девчонок разбирали очень быстро. Пока мы добрались до того места, где стояли наши барышни, «поезд ушел» – их пригласили другие кавалеры. До слез обидно. Но не будешь же пары разбивать. Композиция, напоминаю, очень длинная. Мой приятель, а он был парень невероятно нетерпеливый, говорит: «Давай дадим Рафику знак, чтобы он спел песню как можно короче». Я удивился: «А это возможно? Он нас послушает? Они ведь там все Шабалину подчиняются…». Приятель уточняет: «Должен послушать, ведь Рафик мой сосед. Они с Шабалиным перекинутся взглядами – и урежут тему».
Мы стали пробираться к сцене, где-то к середине композиции добрались до нужного места и начали подавать Рафику, который играл на клавишах, сигналы. Руками машем, что есть силы кричим. А он ничего не видит – увлечен пением. Зато милиция нас сразу заприметила. Стражи порядка, наверное, подумали, что мы драку хотим затеять. В два счета нас повязали – и в «опорку», которая располагалась тут же, рядом с танцплощадкой, в биллиардной. Мы там еще с большим азартом стали объяснять, что хотели всего лишь привлечь внимание певца. Милиционеры удивились, пожали плечами, но все-таки нас отпустили, придраться ведь было не к чему.
На работу мы в тот вечер успели, а вот девчонок проворонили. Правда, потом познакомились с другими, еще лучшими. Они ведь все тогда красавицами были. Впрочем, как и сегодня!».
Тяжкий подневольный труд на хлопковых плантациях
Побывал в знаменитой биллиардной и автор этих строк. Правда, все произошло, наверное, несколькими годами ранее. Дело было уже после танцев. Я со своим приятелем по «машинке» Серегой Лосихиным сидел на лавочке опустевшего парка. Возвращаться в общежитие не хотелось. Сергей безуспешно пытался настроить старенькую «Спидолу» на какую-нибудь музыкальную волну, но динамик предательски выплескивал лишь дикторские монологи на разных языках. Время приближалось к полуночи. Для нас солировали в основном цикады.
Я в отчаянии пульнул свой окурок в непроглядную ночную темень, в ту сторону, где за деревьями и кустами бесшумно скользило огромное сырое тело Днепра.
К удивлению, через мгновение из темноты выросла фигура милиционера, который, похоже, принял на себя окурок. Как минимум именно по этой причине страж порядка был явно не расположен к душевному доверительному разговору.
Сергей попытался выключить «Спидолу», но милиционер по-хозяйски отнял ее: «Сейчас мы посмотрим, что вы здесь слушаете?».
Из темноты вынырнули еще двое милиционеров. Через несколько минут мы уже сидели в биллиардной.
Узнав о нашем отношении к машиностроительному институту— а-а, студенты? — один из стражей порядка изрек: «Ничего, были студентами, станете опять абитуриентами... А теперь, — он обратился к своему коллеге, — включи-ка погромче приемник. Сейчас мы узнаем, что они здесь слушают?».
Из «Спидолы» лился хорошо поставленный голос английского радиоведущего. О чем он говорил, не знал никто. Ни студенты, ни, естественно, милиционеры.
Я понял, что можно влипнуть. Тем более, что на столе уже появился какой-то лист бумаги, вполне подходящий для того, чтобы превратиться в протокол. А там уж действительно — прощай институт! Надо было действовать.
«Т-т-товарищи милиционеры! — заныл я. — Простите, пожалуйста. Мы немного, конечно, задержались в парке. Но больше такого не повторится. У нас через два дня зачет по английскому языку, а тут как раз передают выступление секретаря коммунистической партии США товарища Гэса Холла. Товарищ Гэс Холл именно сейчас говорит о той неоценимой помощи, которую оказывает американским трудящимся Коммунистическая партия Советского Союза и лично товарищ Леонид Ильич Брежнев».
Милиционеры удивленно переглянулись. И вдруг произошло то, чего я опасался больше всего, — голос в эфире внезапно умолк и послышались начальные аккорды песни «Энджи» группы «Роллинг стоунз». Это же вам не Иосиф Кобзон.
Но мое замешательство длилось не более секунды: «Пожалуйста, вот сейчас звучит песня «Энджи»... Это э-э-э... Песня посвящена Анджеле, Анджеле Дэвис, борцу за гражданские права темнокожего угнетенного населения Америки. В ней поется о тяжком подневольном труде на хлопковых плантациях юга Соединенных Штатов, о беспросветной нужде, о постоянном недоедании».
В общежитие мы возвращались в отличном настроении. Не совсем удачный танцевальный вечер был уравновешен блистательной концовкой диалога с представителями правопорядка, который поначалу ничего радужного не предвещал. Вы поняли, нас отпустили, пожелав успеха на зачете по английскому языку. Хорошо то, что хорошо кончается.
Читайте также:
